— Хотел. А теперь вдруг страшно стало, — слабо усмехнулся бывший спецназовец.
— Понимаю, — задумчиво кивнул кормчий. — Но как ни откладывай это дело, а спросить однажды тебе придётся. Так что зачем тянуть и мучиться неизвестностью?
— Ты это мне рассказываешь? — мрачно спросил Вадим.
— Брось, Валдин. Я не верю, что ты испугался. Скорее ты не веришь ей. Я прав?
— И это тоже, — согласился Вадим. — Но страх и вправду есть.
— Мы проследим, чтобы всё прошло, как надо, — твёрдо пообещал ему Юрген.
— Кто это «мы»?
— Твои девчонки, я и Рольф.
— С каких это пор вы стали знатоками тёмного искусства? — рассмеялся Вадим.
— Не нужно быть знатоком, чтобы понять, пытается она прозреть будущее или хочет завладеть твоим разумом, — пожал плечами Юрген.
— Не думаю, что она попытается это сделать, — покачал головой Вадим. — В любом случае ей отсюда не выбраться.
— А если ты вдруг станешь подчиняться ей? Она знает, что ты очень сильный воин и можешь победить почти любого из нас. Подчинив тебя себе, она сможет воспользоваться твоей помощью, чтобы вернуться обратно в город черепов.
— Похоже, это заразно, — растерянно покачал головой Вадим. — Как она может вернуться обратно, если с драккаром должно управляться не меньше полусотни воинов. К тому же я не кормчий и не могу вести корабль по звёздам.
— В любом случае, мы будем рядом, — упрямо набычившись, ответил Юрген.
— Да и пёс с вами, раз вам больше заняться нечем, — рассмеялся Вадим.
— Значит, вечером и спросим, — кивнул Юрген.
Не ожидавший такой оперативности Вадим только растерянно хмыкнул. Понимая, что спорить с упрямым кормчим бесполезно, он испустил тяжёлый вздох и, мысленно перекрестившись, решительно направился к дому. Девушки, уже проснувшись, вовсю командовали заметно увеличившимся отрядом рабынь, наводя порядок и готовясь к следующему празднику.
Найдя на ещё не убранных столах немудрящий завтрак, Вадим уселся у очага и, старательно пережёвывая изрядно подсохшую лепёшку, задумался. Очень скоро у него появится шанс внести ясность в своё ближайшее будущее, но это почему-то не радовало. Сложив два и два, Вадим с растерянностью понял, что сказал кормчему правду.
Он действительно боялся. Боялся узнать, что с ним будет. Как ни странно, но ему нравилась нынешняя жизнь. Сражаться, когда этого требовали обстоятельства, видеть новые страны в том их виде, который недоступен никому, даже археологам. Бродить по свету, находя приключения на собственную пятую точку.
Это была жизнь. Настоящая, простая, без прикрас, политических и идеологических вывертов. Просто жизнь. В конце концов там, в Союзе, он давно уже для всех был трупом. Прошлым, которого больше нет, и воскреснуть ему просто не позволят. Ведь объяснить толком, где он провёл прошедший год, Вадим не сможет.
Ситуация складывалась просто идиотская. Пропавший без вести офицер не может быть возвращён в строй, так как проверить его рассказ разведка не в состоянии. А так как он пропал при обстоятельствах, освящать которые в прессе никто не станет, то вполне можно допустить, что воскресшего офицера проще закатать под асфальт, чем позволить ему вернуться.
Задумавшись, он не заметил, как рядом с ним на колени опустилась гибкая девичья фигурка и замерла, дожидаясь, когда он обратит на неё внимание. Скорее почувствовав, чем услышав чьё-то присутствие рядом, Вадим оглянулся и с удивлением обнаружил Налунгу.
— Чего тебе? — спросил он, привычно сканируя всю прилегающую территорию.
— Я пришла узнать, не нужно ли хозяину что-нибудь? — тихо произнесла девушка.
— Спасибо. У меня уже всё есть, — покачал головой Вадим.
— Хозяин позволит мне немного посидеть у очага? Я замёрзла, — попросила рабыня, и Вадим с удивлением увидел слёзы у неё на глазах.
— Сиди. Я тебя не гоню, — пожал он плечами, не зная, как реагировать.
— Спасибо, хозяин, — ещё тише произнесла девушка, на коленях подползая к огню и вытягивая озябшие руки к пламени.
Автоматически отметив совершенную форму её кистей, Вадим неопределённо хмыкнул и, припомнив подходящую к случаю фразу, прочитанную в какой-то книге, подумал:
«Как ни крути, а пишется „мужик“ — и читается „мужик“. Аминь».
Улыбнувшись собственным мыслям, он доел лепёшку и. запив её глотком воды, натопленной из снега, собрался отправиться к ярлу, когда у очага разъярённой фурией выросла Мгалата. Подскочив к стоящей на коленях рабыне, девушка сжала кулаки и, нависнув над своей бывшей хозяйкой, словно ангел мщения, прошипела:
— Что ты здесь делаешь, рабыня?
— Отогреваю руки, хозяйка, — испуганно ответила Налунга, сжавшись в комок.
— Отогревай их в другом месте. Ты никогда не будешь служить этому мужчине, запомни это, — зарычала Мгалата.
Услышав её слова, Вадим не удержался и издал кошачье «мяу». Не ожидавшие от него такой выходки девушки дружно вздрогнули и, обернувшись, удивленно раскрыли рты.
— Мне вот только кошачьей драки тут не хватало, — пояснил Вадим. — А ты, — он ткнул пальцем в Мгалату, — запомни — я сам буду решать, кому и что поручать. Всё ясно?
— Да, господин, — насупилась Мгалата.
— И не делай такое лицо. Сама говорила, что ты воин, а не служанка, — выкрутился из положения Вадим.
Сообразив, что попалась в ловушку собственного упрямства, Мгалата примиряюще улыбнулась и, помолчав, ответила:
— Но ведь готовить стол к празднику вы нам поручаете.
— К празднику готовятся все, а обслуживать кого-то одного должны рабыни, — отмахнулся Вадим.
Понимая, что переспорить его не удастся, Мгалата снова насупилась и, повернувшись к рабыне, мрачно спросила:
— Что тебе нужно для проведения обряда?
— Огонь и жертвенное животное. А ещё мне нужен кто-то, чьими устами будет произнесён ответ, — быстро ответила девушка.
— И когда лучше всего проводить обряд?
— В полночь, — вздохнула девушка.
— Хорошо. Тогда будь готова к полуночи, — объявила Мгалата и, развернувшись, вышла из дома.
Проводив её удивлённо-задумчивым взглядом, Вадим повернулся к замершей рабыне:
— Что это значит — «человек, который станет озвучивать ответ»?
— Я должна буду ввести этого человека в транс, и он станет проводником между мной и божеством, которое я буду спрашивать, — вздохнула рабыня.
— Это может быть любой человек?
— Да, любой. Хозяин может сам указать на того, кто станет устами бога, — едва слышно ответила Налунга.
Ей было страшно посвящать постороннего в эти тайны, но не отвечать она не могла. Слишком сильна ещё была память о жгучих укусах плети и обещание этого воина изрубить её на куски за неповиновение. Налунга и сама не могла сказать себе, чего сейчас больше она испытывает к этому человеку: страха или желания оказаться в его постели.
В любом случае ей нужно было сделать всё, чтобы заслужить защиту этого человека. Все остальные воины просто не обращали на неё внимания, считая обычной рабыней. Получив приказ, не допускающий
