Зло тоже способно достигать своей полноты в отдельном человеке. Оно не выплескивается каждую минуту наружу, но именно оно мешает окружающим жить. Космическое зло действует точно так же, мешает развиваться человечеству, выплескиваясь, когда ему надо. И всегда надевает при этом маску-личину.
Глава II. Сталин и магия
Вернемся к мифологеме Климова об Управлении НКВД по чертовщине.
Такого или чего-либо подобного при Сталине не было и быть не могло по очень понятной причине.
Однако прежде чем говорить об этом, устраним одно маленькое недоразумение, созданное нашими СМИ и, в том числе, телевидением.
На Лубянке еще при Дзержинском действительно начал работать один интересный орган — 8-й технический спецотдел. «Железный Феликс», как это ни странно, был человеком огромного до всего любопытства. Поэтому у него не вызвало возражений желание руководителей отдела помимо своей «прямой» работы заниматься еще и вопросами оккультизма и паранормальных явлений. Подчеркиваем: прямая работа состояла не в этом. Отдел должен был разрабатывать и обеспечивать методы защиты государственных тайн, а затем и контроль за их соблюдением. Прежде всего, сюда входили вопросы шифровки (параллельно — дешифровки) и государственного документооборота в части содержащих закрытую информацию материалов. Отдел возглавлял Глеб Бокий (прибился к революции от интеллигенции), там же работал профессор Барченко (биофизическое направление), ну и еще несколько лиц, интересовавшихся паранормальным. Сталин в это время занимался партийной организацией и собственным в ней лидерским статусом и о 8-м отделе долгое время вообще понятия не имел. Зато после смерти Дзержинского отдел получил покровительство в лице Бухарина. С ним же связана попытка известного чекиста Блюмкина проникнуть в Тибет. Только не надо здесь путать поту- и посюстороннее.
Бухарина рисуют этаким мирным экономистом-интеллигентом. Очень часто и очень напрасно. Огонь мировой революции был у него таким же сублимативным комплексом, как и у Троцкого.
Натуры разные.
Природа одарила Троцкого огромной интеллектуальной силой. И фантастическим темпераментом. По сути, это был игрок невероятных масштабов и риска. Жизнь свою не только готов был поставить на карту, но и не раз ставил. К Востоку Троцкий относился как к абсолютно пассивному и бесполезному месту на мировой карте и революционный огонь видел на Западе. Качество материала, безусловно, предпочитал количеству.
Бухарин был кабинетным неженкой. Естественно, не без мечтательной струнки. Совсем не вожак. Такие вообще предпочитают, чтобы события разворачивались подальше от них. Уверовавший в марксизм, как в Библию, Бухарин был убежден, что все определяют материальные условия, а дальше достаточно вынуть спичку из коробка. Азиатское направление, в связи с этим, по жуткой численности бедноты, казалось ему, сработает автоматом. Китай, затем Индия. А как начинать? Явилась, среди прочего, и вполне придурошная идея создания корпуса «красных лам».
Хотя в целом разведка и прощупывание Востока вполне соответствовали развитию российских геополитических планов. Отсюда и интерес к тайнам Тибета, и попытки задействовать Рериха, и т. п.
Только действовали неграмотно и бестолково за отсутствием четко поставленных целей.
Кончилось все, понятное дело, в 37-м.
Магическую и прочую в этом роде силу Вождь знал не понаслышке. Сам был, как теперь это называют, довольно неплохим экстрасенсом.
Но что значит создать профессиональную структуру для изучения и внедрения в «потусторонний» мир? Значит, создать квалифицированные кадры, знающие (следовательно, способные овладеть) тайными методиками огромных и непонятных возможностей. Кадры же все решают. Кто их способен потом проконтролировать? Что если эта структура вздумает со временем жить согласно не его, Сталина, а собственным планам?
Вождь народов поэтому вопрос об исследованиях подобного рода не только никогда не поднимал, но и тщательно скрывал свои собственные в этом смысле способности.
Впрочем, случались проколы.
На одном из кремлевских приемов тогдашний министр культуры Михайлов разговаривал с еще двумя высокопоставленными чиновниками о служебном продвижении сына секретаря ЦК Щербакова. Разговаривали, потому что личный секретарь Сталина Поскребышев за день до этого сообщил, что Хозяин желает видеть улучшения в карьерных делах этого молодого еще человека. Сталин находился от них метрах в тридцати в довольно шумном зале и слышать в таких условиях, разумеется, ничего не мог. Неожиданно он повернул к разговаривавшей группе голову, внимательно посмотрел на них, а затем, быстро приблизившись, проговорил: «Это ха-ра-ше, что вы обсюждаете. Надо бистро решить вопрос с этим человэком. Не тя- ните».
Впечатление это произвело такое, что Михайлов несколько дней потом был не в себе и на нервной почве не удержался от рассказа некоторым близким знакомым. Так что со временем узнало и пол- Москвы.
Действительные исследования «потусторонних» сил начались уже после Сталина, но прежде чем говорить о них, задержимся еще немного на том историческом времени.
Время было и в самом деле историческое. Прежде всего потому, что была выиграна война.
И тут возникает естественный вопрос: как же Вождь умудрился пропустить ее столь очевидное начало? При постоянной информации из разных источников о готовившемся нападении? А теперь еще, выясняется, будучи экстрасенсом?
В 1953 г., после кончины Вождя, в мае месяце отмечали, как всегда, День победы. Точнее, праздником с парадом на Красной площади он еще тогда не был. И даже не был выходным днем, но во всех, как сейчас называют, силовых структурах накрывались малые и большие столы.
Берия, будучи в очень хорошем настроении (а уже через месяц после смерти Сталина у всех оно начало подниматься), больше обыкновения выпил, и его заместитель Серов (тоже прилично выпивший) не удержался от прямого вопроса.
— Как оно, черт возьми, вышло?! Ну, прими мы необходимые меры предосторожности за две недели, да хоть… хоть за два бы дня? Ведь сколько людей и времени сэкономили бы! Как минимум год войны! Лаврентий Павлович, вы ближе всего к нему были. Сейчас, после смерти…
Берия подумал, налил еще себе и Серову вина и выдал примерно следующее.
— Самые тяжелые дни моей жизни были тогда. Да не поверит никто. Уже в конце апреля не сомневался в этой войне, и сведения даже имел, что она по первоначальному плану на две недели раньше начнется, в ночь на восьмое июня.
Они с Серовым выпили, и шеф продолжал:
— Первый раз в самом начале мая доложил. Он так на меня огрызнулся, матом выругался на весь кабинет. Я не очень тогда испугался, у него разное с настроением бывало. И через три дня с полной папкой материалов снова пошел…
Тут Берия, видимо все слишком отчетливо вспомнив, приостановился на какое-то время, снял пенсне и, качнув головой, тихо проговорил:
— Чуть не убил меня тогда. Пистолет свой выхватил. С места не сойти, я молитву стал вспоминать,
