— Па-де-де, кажется.
— Вот это самое — па-де-де… Попытаться за эту зелено-голубую зацепиться, а через нее и на остальную компанию выйти. Коли они в это кафе наладились, то — если не спугнуть — еще придут. Молодежь — она осторожничать не умеет. Конечно, пока вы в кафе танцевать будете, мы здесь тоже сложа руки сидеть не станем. Ножичек тот в лаборатории исследуют — может, что-нибудь на нем от хозяина осталось, что не успела смыть вода. Мои Шерлоки Холмсы будут потихоньку район просеивать — машину искать. Если верить собачке, то Конюхову к этой остановке на машине привезли. И почему именно к этой остановке, а не к какой другой? Над этим уже здесь мы будем голову ломать. А вам, главное, за зелено- голубую зацепиться.
— А может, она к нашей истории ни с какого боку? Простая случайность.
— И такое может оказаться. Что делать — версию эту нужно доработать, другой нет. И здесь Максим Крылов — вам не везде помощник, придется действовать одной, я думаю. Соло, так сказать.
Полковник Приходько опять взглянул на меня и опять нахмурился. Догадаться, о чем он подумал, мне уже было нетрудно.
— Да, Евгения Сергеевна, да! Пожалейте вы меня, старого, чтобы мне по ночам спокойно спалось. Не испытывайте судьбу, без крайней-то необходимости. Рискованный вы все же человек. А ведь эти молодцы — это вам не наши жулики-хапуги, это молодые люди, и уж коли они за нож взялись… их на сентиментальной лирике не купишь… Единственно, чем мы поначалу сможем вам помочь: там на задах кафе переулочек есть, и в нем по субботам будет стоять машина, «москвичок» зелененький, номер у него 32-71. Шофер в нем наш, естественно, и по радио связь с нами через телефон у дежурного. Это на всякий пожарный случай. Не забудете номер?
— Не забуду, — пообещала я.
Итак… Опять мне предстояло входить в чужой образ, выдавать себя за женщину, которой я не хотела бы в настоящей жизни быть.
Мне на самом деле было нелегко.
Когда-то я успешно играла на студенческой сцене, и там, если мне удавалась роль, были довольны и зрители, и я сама. Но то было искусство, а оно всегда несет радость. Сейчас от того, как я сыграю свою роль, у кого-то надолго сломается жизнь.
Все верно — совершивший зло должен быть наказан. Это закон — мера социальной защиты. Нарушитель с этим не согласен, он прячется. Почти всегда. Прежде чем наказать, его нужно найти. Его можно искать явочным порядком. Современный Шерлок Холмс находит нарушителя, применяя изощренные методы современной дедукции, и мы неизменно уважаем такого Шерлока Холмса. Иногда его уважает даже сам преступник.
В моем случае не так. Мне придется отыскать нарушителя, прячась и подглядывая. И частым приемом моего поиска будет обыкновенная ложь. Ложь — это всегда нехорошо, чего уж хорошего… Но Закон не допускает исключений, и нарушитель должен быть найден.
Любой ценой?…
На этот вопрос нет однозначного ответа. И в моем случае цену поиска определяю только я.
Это была элементарная схема моих рассуждений, которая объясняла, почему мне было нелегко. Преступнику повезло, ему удалось замести все следы, и обязательства, взятые полковником, вынуждали его применить, возможно, единственно надежный способ расследования…
Уже дома, готовясь к посещению кафе, я серьезно задумалась: а в чем я туда пойду. Я должна привлечь чье-то внимание, значит, должна выглядеть соответственно своей роли: молодая незамужняя женщина, не очень строгого поведения, само собой… торговый работник — значит, какие-то возможности одеться. Я могу пойти в кафе и в платье, и в брюках. Но брюки — это желательно джинсы «Ренглер». Я знала, конечно, что в последнее время в моду вошли комбинезоны и брюки «бананы». Ни «Ренглера», ни «бананов» в моем гардеробе не было.
Я решила поначалу обойтись тем, что есть. Но все-таки недооценила предусмотрительности начальника. Полковник Приходько, как обычно, продумал все мелочи и учел все возможности, которые были в поле его предвидения.
Я еще размышляла у открытой дверки шкафа, когда нам в дверь позвонили.
Посыльный — молодой человек в пуховой куртке и отечественных джинсах — принес большую картонную коробку. На мой вопрос: не ошибся ли он адресом, так как мы ничего не заказывали, он сказал, что принес точно, куда нужно. Я спросила — откуда у него такая уверенность, он взглянул на меня еще раз и сказал, что все верно, добавив «до свидания!», ушел, оставив меня стоять с коробкой в руках.
— Любопытное кино! — изрек возникший за моей спиной Петр Иванович. — Раньше в таких коробках кавалеры присылали бальные платья дамам своего сердца.
— Вы начитались Бальзака, — заявила я. — Но в данном случае, кажется, недалеки от истины. Если исключить даму сердца, пожалуй.
— А кавалер?
— Да и кавалер, догадываюсь, не тот. Не бальзаковский.
Я развязала ленточку на коробке. На самом деле — там было платье. Вернее, не платье, а тот самый комбинезон. Материал, из которого он был сшит, выглядел скромным на вид. Но я ведь была еще и товароведом и могла распознать качество изделия. На месте была и «фирма» — черная полоска с золотыми буквами на нагрудном кармане, конечно, это был тот самый комбинезон «Ренглер» и о таком комбинезоне женщина моего возраста и другого настроя могла только мечтать.
— Там еще что-то лежит, — заметил Петр Иванович. Я достала из коробки и развернула бумагу — это оказалась изящная сумочка под цвет комбинезона. Мало того — в сумочке лежала пачка сигарет «Мальборо» и зажигалка фирмы «Ронсон».
Полковник Приходько, как мог, использовал свои возможности.
Петру Ивановичу догадаться о «кавалере» было уже нетрудно, как и сделать вывод, что мне опять предстоит работа «на вражеской территории». Настроения это ему не прибавило, но он соблюдал правила игры и ни о чем меня не спросил.
— Ваша новая спецодежда, — только заметил он.
— Вы намекаете на рабочий покрой? — попробовала отшутиться я.
— Намекаю. Для строителя-штукатура одежда вполне подходящая.
— А в сумочке удобно носить мастерок, — поддержала я.
Полковник Приходько профессионально точно определил мой размер — комбинезон пришелся как нельзя по фигуре. Мне хотелось, естественно, поглядеть, как я в нем выгляжу — мое комнатное зеркало позволяло это сделать только по частям. Большое зеркало имелось в комнате Петра Иваныча — осталось от его жены, он собирался выставить его в переднюю, для меня, но в передней не находилось места. Я направилась к Петру Иванычу. Чтобы меня не стеснять, он вышел на кухню. Я было хотела сказать, что он мне не мешает, но сообразила, что таких слов в данной ситуации говорить мужчине — какого бы возраста он ни был — мне не следовало.
Наглядевшись, я направилась на кухню, показаться Петру Иванычу.
Он кивнул одобрительно.
— Нормально. Как говорят наши высокоученые дети, которым школьный курс русской литературы, к сожалению, не помог обогатить словарный запас.
— Но вы как-никак дополнительно упражнялись в русском языке, — напрашивалась я.
— Упражнялся, — сказал Петр Иваныч, — что ж, «моей Людмиле любая шапка хороша…» — уклонился он. — Но, как я понимаю, такое одеяние требует и соответствующей обуви — что-то лаковое и, желательно, на высоком каблуке. Я ни разу не видел вас на высоком каблуке. Видимо, это идет от привычки твердо стоять на земле, а высокий каблук создает ощущение зыбкости, неустойчивости. Кстати — не примите как комплимент, — классические формы тоже обходят высокий каблук. Могли бы вы, скажем, представить Венеру Милосскую в туфлях на высоком каблуке?
— Не могу, — согласилась я. — Но и, вообще, во что-либо одетой ее не представляю.
— Что ж, вы правы — любая тряпка на ней будет выглядеть пошлостью. Но вернемся к нашим… каблукам. А туристские ботинки на «вибраме» в моду еще не вошли?
— Ну что вы?
