— Ничего невероятного. Например, я никогда бы не подумал, что покрой комбинезона станет когда- либо бальным платьем. Тем более что туристские ботинки у вас есть, и почти новые.
— Пожалуй, танцевать в них будет неудобно.
— Ах, вы собираетесь еще и танцевать?
— А что же мне еще остается делать в комбинезоне престижной фирмы «Ренглер»? Хотя… я бы с большим удовольствием отправилась в нем затирать потолки на соседней девятиэтажке.
Поплакаться в жилетку Петру Иванычу не удалось, в дверь позвонил Максим — я уже знала манеру его звонка.
На Максиме был новый костюм и полосатый яркий галстук, который своей нагловатой вычурностью как нельзя более подходил к моему модному комбинезону.
В руках Максим держал коробку.
— Так-так! — подытожил Петр Иваныч. — Максим при галстуке и тоже с коробкой. А мы как раз только что говорили о твоей коробке.
— О коробке?
— Ну, не о ней, а о том, что внутри. Ты не ошибся номером?
— Кажется, нет, — сразу встревожился Максим. — Тридцать восьмой.
— Не ошиблись, не ошиблись, — сказала я, забирая у него коробку. — Вы никогда не ошибаетесь, Максим. Тем более что сейчас у вас такой эрудированный консультант.
Я уже не стала ни удивляться, ни переспрашивать. Я просто вынула из коробки туфли, надела их и прошлась по передней, прищелкивая высокими каблучками.
КАФЕ «КАПЕЛЬКИ»
1
Нам не было особой необходимости появляться в «Капельках» слишком рано. Вечерняя программа начиналась в семь часов. Не доезжая до кафе две остановки, мы выбрались из троллейбуса и пошли пешком.
Вечер был ясный и тихий. Подмораживало. На улице уже горели светильники. Я шла рядом с Максимом, положив руку на его локоть. Мои новые каблучки задорно постукивали по мерзлому асфальту, однако самочувствие у меня было несколько меланхоличное, не было того настроя, который появляется, когда идешь на интересное «дело».
И все же молодого человека в мохеровом беретике я заметила, думаю, раньше, нежели Максим.
Вернее, раньше обратила на него внимание.
Он шел нам навстречу и, зажав в зубах сигарету, весьма натурально — чуточку излишне натурально — ощупывал карманы в поисках спичек.
Я придержала Максима за локоть.
Молодой человек круто повернулся к нам, и я узнала посыльного, который принес коробку от полковника Приходько. Прохожих поблизости не было, тем не менее он держался как посторонний человек, которому просто понадобились спички.
Максим не курил, но я знала, что сейчас у него есть с собой спички и сигареты, впрочем, и у меня в сумочке лежала пачка «Мальборо» и газовая зажигалка «Ронсон».
Максим неторопливо полез в карман.
— Она сидит за вторым столиком, слева от оркестра, — молодой человек говорил тихо и ожидающе поглядывал, как Максим зажигает спичку. — Брюнетка, в красной вышитой безрукавке и белой блузке — не спутаете. Вместе с ней молодой человек. — Он наклонился, дохнул на спичку, она погасла. — Извините! — сказал он и продолжал: — Вторая пара за столиком наши — практиканты из школы милиции. Когда увидят вас, рассчитаются, и вы займете их места. Официантка — Лиля Прохорова — чаевые берет, не стесняется… — он прикурил от второй спички. — Удачи вам, Евгения Сергеевна, — и, не взглянув на меня, прошел мимо.
— Так… — сказал Максим.
— Так, — подтвердила я.
— Значит, пришли. Теперь нам нужно без шуму и пыли проникнуть в это заведение.
Мы подошли к кафе. За стеклом двери висела табличка: «мест нет!». Табличка была выполнена со вкусом, золотыми буквами на черном фоне, что, видимо, должно было утешать посетителя, которому отказывают в приеме. Два молодых человека в пуховых куртках и с хорошей шевелюрой, заменяющей им головные уборы, растерянно переминались у дверей. Очевидно, они уже стучали, но уйти не могли — музыка, доносившаяся из кафе, притягивала их, как магнит.
Максим вежливо потеснил молодых людей и постучал в дверное стекло. Ему пришлось стучать, пока за стеклом не возникла сурово насупленная физиономия швейцара в коричневой «фирменной» куртке. Максим достал удостоверение с крупными буквами «Пресса» на картонной обложке, приложил к стеклу и уверенно, даже не дожидаясь реакции швейцара, приглашающе протянул мне руку. Я, признаться, замешкалась — уж очень чугунная была фигура швейцара, закаленного в битвах у входных дверей, однако он, хотя и без особой готовности — как бы в сомнении, — но приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы Максим успел пропихнуть меня и пробраться сам.
Молодые люди наивно сунулись было следом.
— Куды! — только и сказал швейцар и закрыл дверь на задвижку.
Гардеробщик принял нашу одежду, повесил на один номер, Максим сунул номерок в свой карман. Я кивнула в сторону швейцара:
— Очень похож на вышибалу, которого кинорежиссеры ставят в дверях дореволюционных кабаков.
Максим поправлял галстук перед зеркалом:
— Подходит! — согласился он. — Так ему, наверное, и сейчас, в эпоху цветных телевизоров, частенько приходится выполнять дореволюционные обязанности. Современный человек, — философствовал он, посматривая на меня в зеркало, — когда перепьет, то в манерах своих двигается тоже не в будущее, а в прошлое, иногда довольно далеко. Культура — весьма тонкий налет, водка без труда стирает его начисто.
— А ее здесь подают?
— Водку-то? Конечно, нет. Но легкое вино, думаю, есть. А водку, в конце концов, можно и с собой принести.
В танцевальный зал на второй этаж вела широкая лестница с ковровой дорожкой. Двери в туалет находились где-то под лестницей, за тяжелыми шторами.
Я тихо сказала Максиму:
— Загляните туда, где все случилось.
Он достал сигарету, спички и, прикуривая на ходу, непринужденно направился под лестницу, и я сумела убедиться, что из вестибюля вход в туалетные комнаты фактически не просматривается, что в свое время и учел убийца Миши Севина.
Мы поднялись в зал.
Налево у стены на овальной, приподнятой над полом площадке разместился оркестр: аккордеон, две электрогитары и барабан; точнее, барабанов было несколько — три или четыре малых барабанчика вокруг большого. Лихой широкоплечий «ударник» трудился вовсю, задавая основной ритм.
Середину зала заполняла плотная толпа танцующих. Смотреть на эту беспорядочно шевелящуюся толпу было любопытно, но не более того, каждый изображал, что хотел, не интересуясь, как это выглядит со стороны. Я уже несколько поотвыкла от таких массовых зрелищ, невольно вспомнила, как на одном из
