— А вот и наш кофе! Перед кофе по рюмочке, Евгения Сергеевна!
4
Он сидел передо мной, опершись локтями о стол, такой нежный и внимательный. Мирный, домашний, пьяненький. Совсем не страшный. Видно было, что никакие тревоги или переживания не беспокоят его сейчас… А может быть… может быть, он и на самом деле не виноват? Может, все мои подозрения — нелепое совпадение случайностей… встреча на лестнице… ключик… Интуиция?…
Я допила свой кофе. На дне фарфоровой чашки остался осадок — кофейная гуща.
Как это раньше ворожили на кофейной гуще?
— Вы меня совсем не слушаете, Евгения Сергеевна. Наверное, уже утомил вас своими разговорами.
— Голова что-то шумит.
— Вам, наверное, скучно со мной?
— Что вы, совсем нет.
Это была правда, уж что-что, а скучно с ним мне не было.
— Я все болтаю и болтаю, а вы молчите, Евгения Сергеевна. Что-то вы задумчивая сегодня. Расстроены чем-то?
— Вспомнилась одна история.
— Вот и расскажите.
— Страшная.
— Люблю страшные истории.
— Боюсь вам настроение испортить.
— Будет вам, Евгения Сергеевна. Я человек с крепкими нервами.
Он взял из вазы апельсин и одним движением большого пальца вспорол его оранжевую кожуру. Я смотрела на его руки. Мне было трудно смотреть ему в лицо.
— Подруга у меня была. Милая, хорошая девушка. Тоже работала в торговой сети. Вот только недавно мы поминали ее. Она работала кладовщиком на Главном складе Торга. У Аллаховой. Слыхали, может быть?
Его пальцы замедлили движение.
— Аллахова, говорите?… Что-то слыхал, кажется. Знаете, не работаю там давно, забывается как- то.
— Вот у нее и работала моя подруга. Жила она в однокомнатной квартире по улице Гоголя. Собралась выйти замуж. А тут однажды не вышла на работу. Начали ее искать, стучаться к ней в квартиру. Потом взломали дверь…
— Знаю, — даже обрадовался он. — Читал в «Вечерке». Отравилась газом. Так она была ваша подруга?
— Была.
— Печальная история. Что поделать, Евгения Сергеевна. Такие несчастные случаи у нас еще встречаются…
Он отделил одну дольку апельсина и начал очищать ее от волокон.
— Мне кажется, это был не несчастный случай, — сказала я.
— А что же?
— Это было убийство.
Он уже очистил дольку апельсина и хотел отправить ее в рот, но положил на скатерть. Это могло быть простым непроизвольным движением заинтересованного слушателя. Ничего не скажу — нервы у него на самом деле были крепкие.
Я подняла на него глаза.
Я постаралась, чтобы в них не было даже намека на угрозу. Мне, кажется, это удалось. А может быть, и нет. Но он встретил мой взгляд спокойно. Правда, он уже не улыбался. Но улыбаться и на самом деле было нечему.
И тем не менее какое-то внутреннее ощущение говорило мне, что я попала в цель.
— Почему вы так думаете? — спросил он.
— Сама не знаю — почему. Дело в том, что это я привела ее домой с вечеринки у Аллаховой. Пьяную.
— Вы?
Голос его прозвучал чересчур громко, и вопросительная интонация показалась слишком резкой. Хотя опять же это могло мне почудиться. Рука моя лежала на столе, наручные часы показывали половину одиннадцатого. В одиннадцать должно приехать такси… Пока не нужно ускорять события.
Я спокойно пожала плечами:
— Мы вместе были на вечере, и я пошла ее проводить. А чему вы так удивились?
— Я?… Что вы, просто спросил. Продолжайте, продолжайте.
— Когда я укладывала ее спать, она все жаловалась мне… говорила, что кого-то боится. Ей не хотелось оставаться одной, она просила меня ночевать у нее. Надо было мне остаться, тогда ничего бы, может, и не было. Но я ушла. А на лестнице было темно, очень темно, и я вдруг натолкнулась на мужчину. Он поднимался наверх.
— Ну и что?
— Как «ну и что»? Вот он зашел к Бессоновой, она была пьяная, ничего не слышала, а он открыл газ и ушел.
— Зачем он это мог сделать?
— Ну… мало ли зачем.
— Он мог к этой… Бессоновой и не заходить. Шел по своим делам.
— Он ни у кого не был. И никто его там не ждал.
— Откуда вы это знаете?
— Следователь сказал.
— Вы были у следователя?
— Конечно. Ведь я оказалась последней, кто видел Бессонову живой. Мне целый час пришлось рассказывать следователю, что и к чему. Он очень заинтересовался этим мужчиной.
Башков давно уже оставил апельсин. Руки его лежали на столе. Пальцы были большие и сильные. Я чуть выпрямилась на стуле. Нет! Он не рискнет. Он вначале выслушает все до конца. И даже, выслушав все, не проявит себя больше ничем. Слишком неожиданно нависла над ним беда, и в душе его еще не накопились сомнения и тревоги: а не оставил ли он за собой каких-то улик?…
Я не знала, что делать. Взяла свой апельсин и начала отдирать от него остро пахнущую маслянистую кожицу.
— Вижу, что заинтересовала вас своей историей?
— Да, занятный детектив.
Руки его пришли в движение, он взял очищенную дольку, пожевал, причмокнул, Да, нервы у него были хоть куда!…
— А вы, — он сунул в рот вторую дольку, — а вы, значит, так и не разглядели того мужчину?
— На лестнице было темно…
