проформа. Служебная игра! И больше ничего… Не все ли равно, чем платить – деньгами или пайком?
– Ты можешь получать паек чем угодно и жить как угодно. А меня увольте! – Муся пошла к себе в комнату.
– Вот вам и благодарность! – обиженно развела руками Анна Михайловна. Но браслет взяла и спрятала вместе с сапфировым кулоном в складках платья.
– Но любимую вашу книгу… «Дон Кихот» с рисунками Дорэ, может, примите? – спросил Филипп и взял с дивана роскошное издание.
– Краденого мне не нужно, – сказала Муся с порога.
– Глупенькая, книги не крадут – их умыкают, как девушек.
Утро. Муся сидит за столом, пишет. Входит Анна Михайловна в каком-то странном халате, смахивающем на японское кимоно.
– Надо все-таки объясниться, – говорит она, присаживаясь на стул.
– В чем? – неохотно спрашивает Муся.
– Ты подозреваешь Филиппа бог знает в каких грехах.
– Подозрениями я не занимаюсь. Я не сыщик.
– Послушай, Филипп обыкновенный честный селекционер и по совместительству общественный работник культурного фронта.
– Вот как ты научилась! А еще на каком фронте он был?
– Война – это не его стихия.
– Потому что он – талант? – насмешливо спросила Муся.
– А ты не смейся! Может быть, война как раз и помешала нормальному развитию его таланта.
– Зато теперь он развивается во всем блеске.
– Ты не смеешь так! Он искренне верит в построение новой культуры.
– И присваивает чужие вещи?
– Это же так примитивно… Упрощаешь.
– Ах, ты хочешь обстоятельней? Пожалуйста. Ни в какую новую культуру он не верит. И вообще, новую культуру надо делать чистыми руками. А он служит только одному богу – собственному удовольствию. Сначала в живопись играл – таланта не хватило. Потом в селекцию – терпения нет. Теперь играет в культуру. Решил, что выгодней. Пойми ты, все эти несостоявшиеся таланты идут либо в сыщики, либо в шулера. И твой Филипп шулер. Рано или поздно он проиграется!
– Какой же ты жестокий человек. Ты всех душишь своей слепой принципиальностью. Отцу подражаешь? Но, между прочим, он сам жил и других не стеснял.
– Ну, я твою жизнь стеснять не буду. Я ухожу в общежитие.
– Неблагодарная! – Анна Михайловна гневно выходит.
Общежитие студентов Тимирязевки. Муся сбегает по лестнице в вестибюль, на руке у нее полотенце. Навстречу ей Василий Силантьев. Черноволосый смуглый парень лет под тридцать.
– Здравствуйте! Вы что здесь делаете?
– Живу.
– Вы удивительный человек – что не явление, то новая роль. А как же мать?
– Вы слишком любопытный зритель.
– Ага. А полотенце зачем?
– Купаться иду. На пруд.
– Вода холодная. Еще только яблоня зацвела.
– Пока цветет яблоня, пруд чистый. А потом зацветет вода – не искупаешься.
– Разумно. А мне можно с вами?
– Так вода же холодная!
– А что мне, дикому тунгусу, холодная вода? Я с моржами купался.
– А с акулами не пробовали?
– Я могу только с разрешения. Но акулы не моржи, по-тунгусски не понимают, – улыбается Василий.
– Это намек?
– Ну, что вы? Так уж с ходу намекать на ваши зубы? Вы можете когти выпустить.
– Выходит состязание в глупости, – Муся улыбнулась. – Пойдемте лучше купаться.
Яркий солнечный день. Муся и Василий идут по тропинке цветущим садом. Они выходят на берег пруда, поросший раскидистыми ветлами, наклоненными над водой. Муся мгновенно скинула сарафан, и не успел Василий стянуть сапоги, как она уже ласточкой полетела с берега в воду и поплыла по-мужски саженками, потряхивая блестевшей от воды головой.
Василий ловко вскарабкался на наклонную ветлу, стал на толстый сук, балансируя руками, выбрал
