Джонси попыталась посмотреть на оба помещения с деловой точки зрения. Она постаралась разглядеть дерево панелей за плевательницами и высокие красивые окна за тяжелыми шторами. Обе комнаты были большими, и она вспомнила свое первое впечатление от дома, когда возница остановился перед ним. Ей показалось, что она грезит. Дом был огромным. Выкрашен он был в бледно-желтый цвет и отделан безвкусным белым орнаментом. Ни одна часть дома не походила на другую. Конек крыши украшен фестонами, а на скругленной крыше горделиво красовались слуховые окна различных форм. Второй этаж щеголял двумя маленькими балконами с резными перилами. Первый этаж выставлял напоказ широкое манящее крыльцо, протянувшееся вдоль всего фасада. Но самой впечатляющей деталью являлись изящно выполненные капли, свисавшие с крыши крыльца и окруженные узором, вырезанным в форме лошадиной подковы. Все это казалось прекрасной рамой картины, которая ждала своего изображения.
Какой разительный контраст с грязью внутри дома, думала Джонси, идя следом за Милочкой.
Весь день Джонси и Милочка трудились, снимая шторы и вынося на заднее крыльцо мебель, которую нужно будет почистить позже. Они работали в согласном молчании, вздымая тучи пыли и разгоняя пауков.
Во второй половине дня запах тушеной говядины с овощами заставил Джонси испытать танталовы муки, так что она была благодарна Мэгги, когда та пришла позвать их на ужин. Не считая утра, Джонси впервые увидела ее за весь день и мысленно поинтересовалась, как девушка провела время.
Милочка со стоном опустилась на стул.
– О-о-о, Боже мой, у меня все болит.
– Должна признаться, – заметила Джонси, давая отдых уставшим мышцам, что работа в этом доме помогла мне обнаружить части своего тела, о которых я и не подозревала. – Она замолчала, не донеся вилку до рта и чувствуя, как жар заливает ее лицо. – Я хочу сказать, что у меня тоже все болит.
Она невидящим взглядом уставилась в тарелку, отметив попутно, что ни Милочка, ни Мэгги не обратили внимания на бедность словесного выражения ее мыслей.
Трапеза казалась бесконечной, но Джонси решила молчать. Когда наконец они закончили, заговорила Милочка.
– Ты не видела дом. Хочешь, я проведу тебя по нему?
– Да. Но сначала я помогу вымыть посуду.
– Не надо. Я сама уберу, – быстро встав, сказала Мэгги.
Она собрала и перенесла грязные тарелки в мойку, окно рядом с которой выходило на заднее крыльцо.
На этот раз Джонси не стала спорить с Мэгги, поскольку та повернулась к ней спиной, заставив замолчать. Она пошла за Милочкой в переднюю.
– Комнату Руби ты уже видела. – Милочка указала на ближайшую спальню. Джонси кивнула, не желая превращать эту тему в предмет разговора.
– А здесь, – продолжала Милочка, – другая спальня. Дверь как раз под лестницей.
Комната располагалась сразу за принадлежавшей Руби и по соседству с ванной комнатой. Здесь много убирать не понадобится, отметила Джонси. Наверху они быстро осмотрели все пустующие комнаты, оценивая необходимый объем работы.
Стоя у открытой двери в последнюю спальню, Джонси разглядывала красного дерева кровать с четырьмя столбиками. Все комнаты были меблированы по-разному. В одних стояли медные кровати, в других – кровати с высокими деревянными изголовьями, но везде были комоды, зеркала и ночные вазы с матерчатыми стегаными чехлами на крышках.
Обои в комнатах тоже были разными. В этой, например, по белому полю были разбросаны большие голубые цветы. Более светлый прямоугольник обоев и гвоздь на стене рядом с комодом свидетельствовали, что здесь висела картинка. Возможно, фотография девушки, жившей в этой комнате, подумала Джонси.
Единственное окно закрывала тонкая кружевная занавеска, тяжелая штора была поднята лишь наполовину. Джонси вошла в среднего размера комнату, ухватилась за нижний край шторы, резко дернула ее, потом отпустила. Сворачиваясь, та моментально стала подниматься к верхнему краю высокого окна, хлопая при каждом обороте. В вечернем свете полетела пыль, беззвучно приземляясь на узорный ковер.
– Чья это была комната?
Джонси не могла поверить, что сможет облечь в слова подобный вопрос. Но оказалось, что отделить себя от жизни, которая велась в этом доме, труднее, чем она ожидала.
– Жемчужинки.
Жемчужинка, Руби, Милочка. Имена звучали нереально, соответствуя нереальной жизни, которую выбрали эти женщины. По крайней мере, такой она была для нее.
– А кто-нибудь из женщин пользовался своим настоящим именем? – спросила она.
– Да. Лотти и Мэри, – ответила Милочка, смотря на нее, немигающим взглядом.
Джонси очень хотела спросить Милочку о ее настоящем имени и о том, как она здесь оказалась, но не смогла. Она и так уже узнала больше, чем хотела.
На комоде лежала пара шпор. Они блеснули, когда последний солнечный луч скользнул по ним, и привлекли внимание и Джонси, и Милочки.
– Это Мэт оставил. Мы принесли их сюда из твоей комнаты, когда убирали ее. Уверена, у него есть другие, – сказала Милочка. – Во всяком случае, сомневаюсь, что он придет за ними после того, как вчера ночью ты выставила его отсюда под дулом пистолета. – Она чуть улыбнулась уголком губ.
– Очень надеюсь! – с чувством отозвалась Джонси. – Думаю, мы с ним вряд ли еще встретимся.
И снова ей вспомнились предостережения дяди Гарольда насчет дикого Запада.
