«почтовые ящики». Был изготовлен дубликат письма и снова отправлен в Вену. Когда Редль забрал его, сыщики попытались установить за ним слежку от почты до отеля, но не успели. Однако по удивительному совпадению они сели в то же такси, на котором раньше уехал Редль. В такси он потерял свой складной ножик. Персоналу отеля было приказано спрашивать всех постояльцев, не их ли этот ножик. Редль сказал, что ножик его, и тут же был задержан. Его провели в номер и после допроса оставили ему револьвер. Спустя несколько часов Редль покончил с собой, оставив предсмертную записку со словами «Страсть и легкомыслие погубили меня. Я плачу жизнью за свои грехи. Молитесь за меня».
Самый большой вред, который нанесло Австро-Венгрии предательство полковника Редля, состоял в выдаче им русским Плана III вторжения в Сербию вместе с планом боевого развертывания в решающий момент мобилизации. Русские честно передали эти сведения сербам, поэтому они смогли хорошо подготовиться к отражению вторжения превосходящей их по численности австрийской армии. Таким образом, измена Редля стоила жизни полумиллиону австрийцев.
Трудно определить, к какой категории шпионов следует причислить аббата Ортебу. После поездки в Австрию и Германию Ортебу, кюре маленькой деревушки в Нормандии, попался с поличным в июле 1914 года при попытке сфотографировать мобилизационные планы для северной Франции, которые он купил у местного начальника железнодорожной станции за двадцать фунтов стерлингов. Пока он занимался фотографированием, сыщик проколол шины его велосипеда, и как только священник отложил фотоаппарат, чтобы устранить поломку, сыщик схватил аппарат и пластины. Очевидно, добрый пастырь вел двойную жизнь, и часто, переодевшись, посещал ночные заведения Парижа. Вот ради денег, нужных для удовлетворения такого «хобби», он и откликнулся на газетное объявление о поиске корреспондента для немецкого военного журнала. Его прихожане, как стало известно, знали о любви своего аббата к ночной жизни Парижа и нормально воспринимали это увлечение, но были в шоке, узнав, что кюре был шпионом.
На самом деле шпионская жизнь часто была серой, тусклой и однообразной. Драматург Эдвард Ноблок, работавший во время Первой мировой войны на сэра Мэнсфилда Камминга, первого руководителя разведки МИ6, позднее писал:
«Если люди думают, что жизнь сотрудников «Секретной службы» состоит большей частью из рискованных побегов «на волосок от гибели», то они глубоко ошибаются. Она состоит из постоянной тяжелой, скучной и нудной работы, где очень редко случаются моменты, которые условно можно назвать драматичными. Информацию можно собрать, только сводя воедино маленькие кусочки из разных сведений, как картинку-головоломку, и лишь изредка после бесконечного труда и терпения удается получить нужные результаты».
Другой агент Мэнсфилда Камминга, Гектор Байуотер, подчеркивал, что одной из проблем при вербовке агентов является поиск людей с достаточными техническими знаниями в нужной области, чтобы они могли при сборе информации отделить зерна от плевел.
Конечно, заниматься шпионажем в чужой стране намного опасней, чем руководить операциями из штаба у себя на родине. Правила Гаагской конвенции вводятся в действие во время войны, и согласно им пойманный и осужденный шпион может быть казнен. Но и в мирное время враждующие государства стараются получить информацию о своих противниках теми же методами, что и во время войны и обычно никаких протестов не бывает. К своему счастью Франц фон Ринтелен шпионил в Америке до того, как она вступила в войну. Поэтому он был осужден за шпионаж, но все же не как шпион вражеского государства в военное время.
Как должен вести себя шпион? Уильям Мелвилл, которого часто цитируют как выдающегося контрразведчика и организатора МИ5, считал, что:
«Прежде всего, нужно избегать напускной таинственности. Она только усиливает недоверие. Открытый и честный подход обычно вызывает доверие… люди, как правило, не против встретиться с вами снова. Один человек может шутить и наврать с три короба в веселой манере, другой может наговорить много и при этом не сказать ничего».
Немецкое Разведывательное бюро (Nachrichten Bureau) составило памятку для своих агентов. И хотя многие из советов давно устарели, некоторые принципы вполне пригодны и сегодня:
«Никому не рассказывайте о своих заданиях.
Никогда не делайте заметок.
Если вам нужно доставить донесение, напишите его на очень тонкой бумаге, и сверните его трубочкой в сигарету. В случае опасности зажгите ее.
Не связывайтесь ни с каким другим агентом, даже с работающим на ту же службу, что и вы.
Избегайте употребления алкоголя.
Никогда не покупайте билет до той станции, куда едете на самом деле, берите билет до станции, находящейся ближе, и уже там заплатите за билет до пункта, который вам нужен.
Старайтесь менять купе во время поездки».
Другие советы, исходящие, вероятно, из той же самой организации, гласили:
«Не разговаривайте в ресторанах и на железнодорожных перронах; уничтожайте все бумаги, включая промокательную бумагу, но не выбрасывайте их в урны; в кафе и ресторанах садитесь за угловым столиком; всегда садитесь спиной к стене. Южнонемецкий акцент вполне может быть уместным, если говорящий с самого начала даст понять, что он католик».
Шпионы бывают разных форм и размеров; шпионы, работающие все время и работающие «на полставки», время от времени. Есть версия, что одним из таких шпионов, использовавшихся секретными службами время от времени, был фокусник Эрик Вайсс, прославившийся под псевдонимом Гарри Гудини. Но доказательств этой истории маловато. Рассказывают, что 14 июня 1900 года сравнительно малоизвестный тогда Гудини приехал в Лондон и встретился там с Уильямом Мелвиллом, в то время еще полицейским офицером в Скотланд-Ярде. Гудини продемонстрировал, как можно быстро освободиться от пары лучших британских наручников, которыми Мелвилл приковал его к столбу. Мелвилл закрыл замок наручников, собираясь уйти на обед с театральным импресарио К. Дандасом Слэйтером. Но они не успели даже выйти из комнаты, как Гудини нагнал их. Пораженный Слэйтер тут же подписал с Гудини контакт на двухнедельные выступления в мюзик-холле «Альхамбра» на площади Лейсестер-сквер. Уильям Калуш и Лэрри Сломэн в своей биографии Гудини предположили, что на самом деле его способности проверяли не ради «Альхамбры», а ради Мелвилла. Конечно, у него были для этого занятия определенные преимущества: для шпиона очень важна правдивая «легенда прикрытия», а артисты мюзик-холла, циркачи и танцоры всегда могут объяснить и свои частые переезды с места на место и гастроли в разных странах. Как гастролирующий иллюзионист Гудини тоже легко мог приезжать в Германию, не вызывая подозрений. Он прекрасно знал немецкий язык и без проблем мог вращаться и в среде высшего класса и среди простых людей.
В конце сентября того же года Гудини – если код НН в заметках Мелвилла действительно обозначал его (Harry Houdini) – прислал свой первый отчет из Берлина. Но других ссылок, способных подтвердить факт работы фокусника на британскую разведку, кроме еще одной заметки в журнале Мелвилла «Жду сообщения от НН», нет. Потому это может быть просто еще одной забавной историей.
И таких любопытных историй было очень много. Писатель Джон Макларен писал:
«В 1920-е и 1930-е годы было опубликовано множество личных «воспоминаний» предполагаемых агентов британской разведки. Для любого желающего было довольно просто заявить свои требования на такую сомнительную честь. Власти обычно не подтверждали, но и не опровергали заявления того или иного лица о службе в разведке. Некоторые из этих историй того времени со временем вошли в фольклор истории войны».
То же самое было и во Франции, где Луи Ривьер написал, что «большинство шпионских историй это приятная смесь из фактов и вымыслов, написанных для того, чтобы развлечь читателя».
При чтении любых мемуаров всегда возникает одна и та же проблема: автор, как правило, преувеличивает свои заслуги и замалчивает или преуменьшает свои неудачи. Другая проблема связана с коммерческими требованиями издательств: чтобы мемуары продавались лучше, их надо изрядно приправить сказками об опасных приключениях. Читатель не сильно заинтересуется правдивой историей, начинающейся фразой: «В это майское утро в моем ящичке для входящей корреспонденции было 27 писем». А вот если написать: «В тот вечер в этом опасном притоне в каменных джунглях Сохо/Монмартра/Берлина, полном головорезов, готовых перерезать мне горло, меня ожидал мой суперагент, чтобы передать мне
