чувствуют себя слегка подавленно. Она лишь удваивала усилия, чтобы расшевелить и развлечь их. Она жаждала внести в их унылую жизнь хоть каплю радости. И это было ужасней всего: мисс Рейд, безусловно, хотела сделать как лучше. На корабле она чувствовала себя прекрасно и искренне желала, чтобы ее настроение передалось остальным. Она была уверена, что они относятся к ней с такой же симпатией, с какой она к ним. Она считала, что делает все возможное для того, чтобы вечер удался, и была наивно счастлива, думая, что достигла цели. Она рассказала им о своей подруге мисс Прайс и о том, как та ей часто говорила: «Венеция, в вашем обществе скучающих людей не бывает». Капитану полагалось быть вежливым с пассажирами, и как ему ни хотелось приказать ей попридержать свой глупый язык, сделать этого он не мог, да будь даже он и волен в выражении своих чувств, он знал, что все равно не смог бы сказать ей ничего резкого и обидного. Ничто не могло прервать поток ее красноречия. Он был неудержим, как стихийное бедствие. В какой-то момент мужчины, отчаявшись, начали говорить по-немецки, но мисс Рейд немедленно это прекратила.
— Э-э, нет, я не позволю вам говорить на языке, который я не понимаю. Вы должны максимально использовать мое присутствие — это для вас прекрасная возможность поупражняться в английском.
— Мы говорили о работе, мисс Рейд, и решили, что вам это будет неинтересно, — нашелся капитан.
— А мне все интересно. Вот поэтому — только не считайте меня чересчур самодовольной — людям всегда интересно со мной. Дело в том, что я постоянно стремлюсь узнать что-то новое. Для меня важно все — ведь любая информация в той или иной обстановке может оказаться полезной.
Доктор холодно улыбнулся.
— Капитан сказал так, потому что был смущен. Говоря откровенно, он рассказывал историю, которую не совсем удобно слушать незамужней даме.
— Я, может быть, и не замужем, но это не мешает мне хорошо знать жизнь. Всем известно, что моряки — далеко не святоши, поэтому, капитан, вы не должны особенно меня стесняться, шокирована я не буду. Я с удовольствием послушаю вашу историю.
Доктор был человек лет шестидесяти, с редкими седыми волосами, седыми усами и маленькими голубыми умными глазами. Он был молчалив и угрюм, и как мисс Рейд ни старалась вовлечь его в беседу, вытянуть из него хотя бы слово было почти невозможно. Но она была не из тех женщин, которые уступают без борьбы, и, увидев его на следующее утро на палубе с книгой, принесла кресло и уселась рядом.
— Вы любите читать, доктор? — смело начала она.
— Люблю.
— Я тоже. И полагаю, как все немцы, вы человек музыкальный?
— Музыку я люблю.
— Я тоже. Как только я вас увидела, сразу поняла, что вы умны.
Он быстро взглянул на нее и, поджав губы, продолжал читать. Но мисс Рейд обескуражить было трудно.
— Чтение, конечно, дело полезное. Но лично я интересной книге предпочитаю интересную беседу. А вы?
— Я нет.
— Это очень любопытно. А почему, хотелось бы знать?
— Этого я вам сказать не могу.
— Как странно, не правда ли? Впрочем, я всегда знала, что человеческой природе свойственны странности. Вы знаете, люди вообще меня ужасно интересуют. К докторам я испытываю особую симпатию, они ведь так хорошо знают человеческую природу. Но и я могу рассказать о таких вещах, что даже вы удивитесь. Работая в кафе, как я, можно очень много узнать о людях, если, как говорится, смотреть в оба.
Доктор поднялся.
— Прошу извинить меня, мисс Рейд. Я должен осмотреть больного.
Во всяком случае, лед сломан, подумала мисс Рейд, глядя вслед уходящему доктору. Скорее всего, он просто слегка застенчив.
Через день или два доктор почувствовал легкое недомогание. Какая-то старая болезнь время от времени тревожила его, но он к ней привык и не любил говорить о ней с окружающими. Когда она давала о себе знать, доктор хотел лишь одного — чтобы его оставили в покое. Каюта у него была маленькая и душная, поэтому он расположился на палубе. Закрыв глаза, он полулежал в шезлонге. Мисс Рейд прогуливалась на свежем воздухе — она всегда совершала получасовой моцион утром и вечером. Доктор решил, что, если он притворится спящим, она не станет его тревожить. Но, пройдя мимо доктора по меньшей мере десять раз, она остановилась перед ним и замерла на месте. Глаза доктора были закрыты, но он чувствовал, что мисс Рейд смотрит на него.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, доктор? — спросила она.
Он вздохнул.
— Нет, какая тут помощь?
Он взглянул на нее и увидел в ее глазах обеспокоенность.
— У вас совершенно больной вид, — сказала она.
— Я очень плохо себя чувствую.
— Знаю. Это сразу видно. Что я могу для вас сделать?
— Ничего. Скоро все пройдет само.
Поколебавшись мгновение, она ушла, однако вскоре вернулась.
— Я вижу, вам очень неудобно сидеть, даже под спину подложить нечего. Я принесла вам подушку, которую все время вожу с собой. Позвольте, я подсуну вам ее под голову.
Доктору в этот момент было не до возражений. Мисс Рейд осторожно подняла его голову и положила под нее мягкую подушку. Он сразу почувствовал, что так действительно удобнее. Она положила руку ему на лоб, и рука эта была прохладная и нежная.
— Бедняжка, — произнесла она. — Все вы, доктора, одинаковы, не имеете ни малейшего понятия о том, как помочь себе.
Она оставила его, но через пару минут вернулась, неся кресло и маленькую сумку. Доктора, когда он это увидел, всего передернуло.
— Я вовсе не собираюсь с вами болтать, просто посижу рядом и повяжу. Я знаю, если чувствуешь себя не очень хорошо, всегда приятно, когда кто-то сидит рядом.
Она села в кресло и, вытащив из сумки незаконченный шарфик, энергично принялась за вязание. Она не произносила ни слова. И, как ни странно, ее присутствие сразу сказалось — доктор почувствовал себя лучше. Ведь никто на корабле даже не заметил, что он болен, ему было одиноко, и теперь он был благодарен этой невыносимой зануде за оказанное внимание. Она спокойно сидела рядом и вязала, и тишина эта убаюкивала доктора — вскоре он заснул. Когда проснулся, она продолжала вязать. Она чуть улыбнулась ему, но не сказала ни слова. Боль утихла, и доктор чувствовал себя гораздо лучше.
В салоне он появился только перед вечером. Там, потягивая пиво, сидели капитан и его помощник Ганс Краузе.
— Присаживайтесь, доктор, — пригласил капитан. — Мы держим военный совет. Вам, конечно, известно, что послезавтра — Сильвестр?
— Известно.
— Сильвестр, канун Нового года — это праздник, дорогой сердцу каждого немца, и все мы ждем его с нетерпением. Специально для этого праздника мы везем с собой из Германии елку. Сегодня за обедом мисс Рейд совершенно измучила нас своими разговорами. Мы с Гансом пришли к выводу, что нужно принимать какие-то меры.
— Утром она два часа просидела рядом со мной в полном молчании. Видимо, в обед она решила наверстать упущенное.
— Быть в такой день вдали от дома и семьи — это само по себе достаточно плохо, но тут ничего не поделаешь, и придется довольствоваться тем, что есть. Но мы хотим отпраздновать Сильвестр, как положено, а если мы не уймем мисс Рейд, это исключено.
— При ней мы даже не сможем толком поразвлечься, — добавил первый механик. — Она все испортит
