'Мой долг – не умирать, а оставаться в живых', – услышала я.
'Все мы живем поступками, – возразила я. – Разве живет тот, кто всего лишь существует?' 'Ты дерзка. Но так и быть. Твоя молодость объединится с моей мудростью и моим телом, и мы попробуем найти существо, которое ты любишь.' Я слилась с Фулеттой, Большой Семгой. Она сознавала опасность, которая нас подстерегала.
Она была одной из тех древних душ, которые видели на своем веку рождение и смерть планет. Отвага присуща им от природы. Она дала мне возможность гнаться за каноэ с невероятной скоростью. Как я и думала, они двигались не к острову, а прямиком к водовороту. Я чувствовала, как течение затягивает меня в воронку, но была слишком опытна, чтобы бояться. У меня были плавники. Вода была моей стихия. Я миллионы лет следовала великому множеству течений и знала, что они могут представлять опасность, только если ты попытаешься сопротивляться им.
Вскоре я опередила каноэ и стремительно помчалась к поверхности воды, собираясь опрокинуть самое крупное из них и освободить Ульрика. Я была длиной с лодку и, приготовившись вынырнуть под ним, не ожидала никаких затруднений. К моему замешательству, мой напряженный хребет встретил сильное и неожиданное сопротивление. Каноэ оказалось гораздо массивнее, чем выглядело. Пока я пыталась оправиться от столкновения, которое сама же и вызвала, лодку захватил поток водоворота, и ее нос начал погружаться. Положение коренным образом изменилось, но у меня не было выбора. Я последовала за каноэ, устремившимся к центру водоворота. Мое могучее тело выдерживало любые напряжения и давления, но и лодка, которая должна была разлететься на куски, оставалась целой и невредимой. Сидевшие в ней люди крепко вцепились в борта, и их не выбросило наружу. Я отчетливо видела похитителей Ульрика. У них были красивые правильные лица, типичные для местных лесных индейцев, мертвенно-бледные, но никак не лица альбиносов. Их волосы казались черными на фоне умащенных маслом бритых голов и свисали одинокой густой прядью. Темные глаза индейцев смотрели в глубь водоворота, и я поняла, что они сознательно направляют туда свое судно. Мне оставалось только следовать за ними.
Мы продолжали углубляться в бело-зеленый поток, а навстречу нам мчались валуны и каменные столбы; они то уменьшались, то увеличивались в бурной воде, однако объяснить это явление естественными причинами было нельзя. Я сразу поняла, что покинула один мир и попала в другой. Размеры камней непрерывно менялись, и мне становилось все труднее ориентироваться, однако я делала все, что могла, чтобы продолжать погоню. Внезапно передо мной вырос предмет размером с 'Титаник', и я почувствовала сильный удар по голове. Мое тело обмякло. Я лихорадочно забила хвостом, чтобы сохранить равновесие. Потом меня подхватил другой поток и помчал к поверхности воды, хотя я всеми силами стремилась в глубину.
Измученная, лишенная возможность погружаться, я отдалась воле потока, и он понес меня обратно к берегу. Фулетта поняла, что мы побеждены. Казалось, ей жаль меня.
'Удачи тебе, маленькая сестра',- сказала Большая Семга.
Она возвращалась в свое царство с разбитой головой, но это почему-то нимало не испортило ей настроение. Я поблагодарила Фулетту, призвала свое собственное тело и поспешно вернулась в дом. Разумеется, телефона у нас не было. Ближайший находился в нескольких километрах. У меня не было другой возможности преследовать похитителей мужа, не было даже надежды когда-либо увидеть его вновь. Минувшие часы полностью перевернули не только мою жизнь, однако это обстоятельство отнюдь не облегчало постигшую меня утрату. Я принялась искать свою одежду, чувствуя себя совершенно разбитой.
Потом мне на глаза попалось нечто, чего я не заметила, торопясь спасти мужа. Похитители Ульрика потеряли этот предмет во время борьбы.
Вероятно, я не увидела его прежде, потому что он скатился вдоль перил лестницы и теперь стоял вертикально, опираясь о стену – большой выпуклый диск размером с детский батут, изготовленный из украшенной оленьей кожи, натянутой на ивовый обруч и прикрепленной к нему ремешками. Он был слишком велик для щита, хотя, судя по рукояткам на тыльной поверхности, служил именно этой цели. Я видела у индейцев похожие щиты, но их размеры точнее соответствовали росту своих хозяев. Я подумала, не является ли он так называемой ловушкой для снов, но не увидела на нем знакомых изображений. Он мог оказаться какой-нибудь святыней или чем-то вроде флага.
В центре щита был укреплен круг из белой кожи с расходящимися от него бирюзовыми полосками и изображением птицы в обрамлении ветвей дерева. Он был раскрашен яркими оттенками синего и красного.
Расшитый разноцветными бусинами и иглами дикобраза, он являл собой великолепный образчик тонкой ручной работы; при взгляде на него становилось ясно, что хозяева берегли и ценили его. Однако его предназначение оставалось неизвестным.
Оставив щит у стены, я поднялась по лестнице, чтобы принять ванну и одеться. Когда я вернулась на первый этаж, повсюду был солнечный свет.
Мне было трудно отделаться от мысли, что я сплю.
Однако перед моими глазами были огромный кожаный щит, треснувшие стекла и иные следы борьбы. Вероятно, Ульрик услышал, как в дом входят чужаки и угодил прямиком к ним в руки. Никакой записки не было, да я и не ожидала, что ее оставят. Судя по всему, о похищении ради выкупа не было и речи.
Теперь я могла отправиться на бензоколонку. Чтобы добраться туда пешком, требовалось менее часа. Однако я не спешила уходить из дома, опасаясь, что в мое отсутствие может произойти нечто важное, либо вернется Ульрик. Могло случиться так, что он ускользнул от своих похитителей, и его выбросило на поверхность, как и меня. Но я понимала, что мои надежды призрачны. Готовясь к уходу, я услышала звук приближающегося автомобиля. Потом в парадную дверь постучали.
Все еще надеясь вопреки здравому смыслу, я пробежала открывать ее.
На пороге стоял худощавый мужчина в аккуратном черном пальто и черных сверкающих туфлях, с местной газетой под мышкой. Завидя меня, он приподнял шляпу-котелок. Его пронзительные глубоко запавшие черные глаза поворачивались в глазницах, а ледяная улыбка, казалось, была способна заморозить окружающий воздух.
– Прошу прощения за столь ранний визит, графиня. У меня послание для вашего супруга. Могу ли я его видеть?
– Капитан Клостерхейм!- Я была потрясена. Откуда он узнал, где меня искать?
Он сдержанно поклонился.
– Теперь я- просто герр Клостерхейм, леди. Я вернулся к своему гражданскому призванию. Я вновь принадлежу церкви, хотя и в мирском качестве. Чтобы найти вас, мне потребовалось немало времени. Мое дело к вашему мужу не терпит отлагательства, и, думаю, оно послужит его интересам.
– Известно ли вам что-либо о людях, явившихся сюда ночью?
– Я не понимаю вас, леди.
Мне была ненавистна сама мысль о том, что в нашу жизнь вновь вторгается этот гнусный нацист, в свое время состоявший в союзе с кузеном Ульрика, Гейнором. Неужели он тот самый сверхъестественный посредник, близость которого ощутил Ульрик? Я сомневалась в этом. Его психическая аура была довольно мощной, и я бы уже почувствовала ее. С другой стороны, я не видела другой возможности выяснить, куда забрали моего мужа, поэтому надела маску профессиональной любезности и пригласила Клостерхейма войти.
Оказавшись в гостиной, он сразу направился к огромному щиту, забытому индейцами.
– Здесь побывали какатанава?
– Этой ночью. Что вам известно?
Едва ли отдавая себе отчет в том, что делаю, я вынула из шкафа двуствольную 'пэрди', взвела курки и нацелила ее на Клостерхейма. Он с изумлением воззрился на меня.
– Леди, у меня и в мыслях не было причинить вам какой-либо вред!- Очевидно, он решил, что я готова пристрелить его на месте.
– Вы узнаете этот предмет?
– Это знахарский щит какатанава,- объяснил он.- Некоторые из индейцев полагают, что он способен защитить их, когда они попадают в земли духов.
– Земли духов? Туда, где они скрылись?
– Скрылись, мадам? Нет, что вы. Земли духов для них – это места, где обитаем мы и нам подобные. Они искренне боготворят нас.
Я повела стволами винтовки, приказывая ему сесть в одно из глубоких кожаных кресел. Клостерхейм рухнул в него и словно расплылся на подушке. В ярком свете он стал едва ли не двумерным, превратившись в черно-белую тень на фоне темной кожи.
– В таком случае, куда они скрылись?
Клостерхейм оглядел кресло с таким выражением на лице, как будто впервые в жизни увидел столь комфортабельную мебель.
– Полагаю, в свой собственный мир.
– Зачем они его взяли?
– Не могу сказать точно. Я знал, что вам грозит определенная опасность, и рассчитывал обменяться с вами информацией.
– Почему я должна вам помогать, герр Клостерхейм? И зачем вам помогать мне? Вы – наш враг. Вы – ставленник Гейнора. До меня дошли слухи о вашей гибели.
– Если я и враг вам, то не смертельный. Вдобавок я, как и вы, обязан соблюдать верность.
– Кому?
– Своему хозяину.
– Вашего хозяина разделили на части Владыки Высших Миров на острове Морн. Я сама это видела.
– Гейнор фон Минкт – не хозяин мне, леди. Мы были союзниками и, появляясь вместе, ради удобства делали вид, будто бы я подчиняюсь ему.- Казалось, мое предположение несколько покоробило Клостерхейма. – Мой хозяин – сущность. Гейнор – всего лишь видимость. Мой настоящий повелитель – Князь тьмы, владыка Люцифер.
Не будь мое положение столь отчаянным, я бы рассмеялась вслух.
– Стало быть, вы явились из ада? Уж не туда ли забрали моего мужа – в преисподнюю?
– Я действительно пришел из ада, леди, хотя и не напрямую. Если бы ваш муж сейчас находился там, меня не было бы здесь.
– Меня интересует одно – где мой муж.
Клостерхейм пожал плечами и указал на щит какатанава.
– Этот предмет, без сомнения, может помочь, но они могут захотеть убить и вас.
– Вы имеете в виду убить моего мужа?
– Вполне вероятно. Но, я имел в виду, что они захотят убить вас, как хотят убить меня. Какатанава не питают добрых чувств ко мне и Гейнору, хотя я более не разделяю его интересов. Наши пути разошлись. Я отправился вперед, он – назад. Теперь я нечто вроде наблюдателя на фланге. – На его мертвенном лице отразилась едва уловимая насмешка.
– Полагаю, вас привело сюда отнюдь не христианское сострадание, герр Клостерхейм.
– Нет, леди. Я хочу предложить союз. Доводилось ли вам слышать о герое по имени Айанаватта? О нем написал Лонгфелло. По-английски его зовут Гайаваттой. Если не ошибаюсь, он – персонаж местного эпоса.
Я, разумеется, читала довольно старомодное, но завораживающее произведение Лонгфелло. Однако сейчас я была не в настроении обсуждать сокровища американской литературной классики. Должно быть, я шевельнула стволами винтовки. Клостерхейм заслонился костлявой ладонью.
– Поверьте, в моих словах нет ни капли иронии. Вероятно, мне придется изложить свою мысль по-другому. – Он замялся. Мне была знакома дилемма всякого наделенного даром предвидения существа, всех тех, кто бывал в грядущем и умел предугадывать последствия того или иного поступка. Даже говорить о будущем означало бы создать еще
