смотреть не стал. Стоило ли тратиться, спрашивается? А если еще и премия будет меньше штуки баксов, то я даже расходы не покрою!
Родственнички мои улетели в пятницу, как и собирались, в Катар. Вчера как раз представительствовали на юбилее «Four Seasons». Я бы тоже могла. Если бы. Нормально, да? С Лондоном – пролет, с Катаром – облом. На телевидении вообще голяк. И Мальдивы под вопросом. И хотя Ильдар вроде договорился, что мне по-быстрому сделают новый загранпаспорт (чего я тут торчу, как пион в вазе?), но после сорока минут ожидания в приемной я и в этом стала сомневаться.
В кабинет запустили очередного ходока, а я снова тоскливо застыла на стуле.
– Когда же мне? – робко поинтересовалась я у секретарши, которая весьма умело изображала из себя грозную орлицу, охраняющую птенца собственного гнезда.
– Когда позовут, – нехотя отозвалась та. – Посетители проходят по степени государственной важности докладываемого вопроса. У вас – государственная важность? – спросила она насмешливо, даже ехидно.
– Международная, – уверенно кивнула я.
– В смысле? – Тетка обеспокоилась.
– В прямом. – Мое левое плечо надменно вздернулось. – А время уходит.
– И кто вы, милочка? – Секретарша цепко прошлась по мне профессиональным взглядом, будто в течение последнего часа, что я тут провела, она вместо меня наблюдала пустой стул.
– Дарья Громова, журналистка.
– Ну, не знаю, – поджала в сомнении губы секретарша, – про вас Сергей Сергеич не спрашивал.
– Когда спросит – поздно будет, – философски откинулась я на спинку стула.
– В каком это смысле? – задрала нос противная тетка.
– Жду еще семь минут и ухожу. Потом сами докладывать будете, почему меня не пропустили и сорвали международный проект.
– Ладно, – секретарша цыкнула зубом и взглянула на меня с каким-то не то сожалением, не то презрением, – доложу.
В этот момент кабинет как раз покинул очередной наглухо застегнутый человек в мундире.
– Сергей Сергеич, – пропела в трубку цепная мымра, – тут к вам Дарья Громова, говорит, журналистка по международному делу.
– Во! – победно смерила она меня орлиным взором. – Трубку бросил! Так что, можете спокойно следовать обратно. Пропуск сдать не за.
Она не договорила, потому что дверь кабинета широко распахнулась и на пороге возник хозяин кабинета – кругленький чернявый толстячок, весь в перхоти и ямочках.
– Дашенька! – кинулся он ко мне, раскидывая руки. – А я и не знал, какая вы красавица! А на Ильдара Минировича совершенно не похожи! Только что ваш репортаж прочел. Талантливо! Смело! Как вы их, а? Остап Бендер отдыхает, говорите? – Он счастливо засмеялся, увлекая меня в открытую дверь. – Ко мне – никого, – совершенно другим тоном, официальным и сухим, приказал он присмиревшей орлице.
Та, мгновенно преобразившись в дурно ощипанного цыпленка, мелко затрясла головой, выражая безусловное понимание важности текущего момента.
– Проходите, Дашенька, садитесь, – захлопотал хозяин. – Чайку? Кофейку?
– Воды, если можно, – нежно пропела я.
Хозяин кабинета мне положительно нравился. Тем более что при ближайшем рассмотрении мелкая белая пыль на плечах и лацканах модного темного пиджака оказалась вовсе не перхотью, а искорками на ткани. Такие костюмы, я видела в Монако, стоили просто сумасшедшие деньги!
– Воды? Да что в ней проку? Может, сочку свежевыжатого? Вот, только что принесли, – он показал на запотевший хрустальный кувшин.
Чего выпендриваться? Не в ресторане же. Пришлось согласиться на сок.
– Я насчет паспорта.
– Дашенька, да что вы, право? Что – паспорт? Бумажка! Завтра он у вас будет. Я еще в пятницу распорядился, сразу как Ильдар Минирович позвонил. Да выходные, бес бы их побрал! Вот и задержались. Давайте фотографии, прямо сейчас фельдпочтой отправлю.
Следующие полчаса мы мило болтали о сложной экономической ситуации в стране, о взяточничестве и коррупции, о неумеренной тяги к роскоши наших олигархов.
– Знаете, когда я была на последнем Sotheby's. – И тут я поперхнулась соком, вспомнив, что в отличие от моего доверчивого шефа Сергей Сергеич доподлинно знает об отсутствии у меня загранпаспорта, а значит, и о невозможности покинуть пределы родины. – Ну, в смысле, не на этом, который в пятницу состоялся, а на предыдущем…
– Ох, Даша, счастливая вы! А мне вот так и не довелось. Все дела! Не вырваться. Но слежу, слежу! Вы знаете, что стало сенсацией на этом аукционе?
Еще бы я не знала!
– Так этот самый Павел Чурилин – мой близкий друг. Совсем еще молодой человек, сорока нет, а такой успех! Вот, кстати, жду его, даже подарок приготовил, хочу поздравить. Может, подождете? Интересно ведь с живой сенсацией познакомиться. Заочно, конечно, вы его знаете. Ну, по телевизору видели или на приемах каких.
Я неопределенно кивнула, стремительно соображая, о чем ведет речь мой визави. Кто такой Павел Чурилин? Что он представлял на Sotheby's? В чем сенсация? Или я что-то промухала? Неужто?
Честно говоря, детальный отчет о торгах в Интернете еще не был выложен, а так, по верхушкам, я ознакомилась только с лотами, которые тянули больше миллиона фунтов стерлингов. Чтоб соответствовать заявленной рубрике. И вот. Так, поразмыслим логически. Аукцион был исключительно живописный. Значит, этот Чурилин – художник. Уже легче. И тут я вспомнила, что встречала эту фамилию в списке лотов. И еще на нескольких сайтах, посвященных живописи. Только вот, кроме самой фамилии, не помнилось ничего. Абсолютно!
– А какие полотна в этот раз выставлялись? – заинтересованно спросила я. – Что-нибудь из его пейзажей было?
– Да! Да! Первый – совершенно сюрреалистический, называется «Дурь». Один из моих любимых. Я бы сам приобрел, да не успел. «Гелеос» выкупил. Они и выставляли. Представьте, такой миниатюрный лесок – березки, елочки, травка бледненькая, хилая, а над всем этим распростерся огромный мухомор. Жирный, кровавый, а белые конопушки, ну, которые на любом мухоморе есть, – это люди, мертвые или умирающие, наркоманы, скорчившиеся кучками в последних судорогах. Мощно, да?
– Пожалуй, – согласилась я, представив себе всю эту фантасмагорию. – Я видела эту работу в Интернете. Мурашки по коже!
Сергей Сергеевич нравился мне больше и больше. Чиновник такого уровня, да еще и поэт! Не каждый, ох не каждый может так рассказывать о живописи. Похоже, он действительно в ней разбирается и любит. Приятно.
– А второй – чистая классика. Речной косогор и одуванчики. Солнце, простор, небо как парус. У меня в коллекции нечто подобное есть, Пашин подарок. Он гений, Дашенька! Я вас просто обязан познакомить, а вы обязаны о нем написать!
Зазвонил где-то спрятанный мобильник.
– Минуточку, – извинился он. – Это мой личный телефон, только для членов семьи. Не могу не ответить. О! Павлуша! – тут же радостно воскликнул он. – Подъезжаешь? А я как раз твое творчество рекламирую. Придешь – увидишь! Самая талантливая журналистка России! Давай, жду, звони снизу!
Нет бы сказать: самая красивая девушка. Все же с художником разговаривает!
– Ну вот, – обрадованно потер руки Сергей Сергеич, – на ловца, как говорится. Паша уже рядом. Сейчас мы ему чайку сообразим. Он только один сорт пьет – зеленый с жасмином. Специально для него из Китая выписал. Ох, мне даже интересно, узнаете вы его или нет.
– А в чем дело? – осторожно улыбнулась я, понимая, что узнать Чурилина никак не смогу, потому как ни разу в жизни не видала.
– Ну, вы же помните, какой он? Чернокудрый красавец, грива до плеч, глазищи синие в поллица. А тут он решил для конспирации в корне имидж поменять. Чтобы никто не узнал! Посмотрим, как
