отговариваются.
- Хороши отговорки! - сказала миссис Спарсит.
- И вечно-то они твердят, прямо до тошноты, про своих жен и детей, продолжал Битцер. - Вот поглядите на меня, мэм! Мне не нужны жена и дети. Почему же им нужны?
- Потому что они легкомысленны, - сказала миссис Спарсит.
- Да, мэм, - поддакнул Битцер, - именно. Будь они менее легкомысленны и развращены, что бы они сделали? Они бы сказали: 'Покуда я один' или 'покуда я одна' - как придется, - 'мне нужно накормить только одного едока, и как раз того, кого я кормлю с особенным удовольствием'.
- Еще бы! - подтвердила миссис Спарсит. надкусывая пышку.
- Благодарю вас, мэм, - стукнув себя по лбу, сказал Битцер, польщенный душеспасительной беседой с миссис Спарсит. - Прикажете подать еще кипяточку, мэм, или еще чего-нибудь принести?
- Пока ничего не нужно, Битцер.
- Благодарю вас, мэм. Не хотелось бы мне беспокоить вас, мэм, за едой, а пуще всего за чаем, - я ведь знаю, как вы его любите, - сказал Битцер, выворачивая шею, чтобы бросить взгляд на улицу, - но вот уже несколько минут какой-то господин смотрит на вас, а теперь он перешел улицу и, кажется, намерен постучать. А вот и стук, мэм, - наверняка это он стучит.
Он подошел к окну, высунул голову, потом втянул ее обратно и подтвердил свои наблюдения:
- Да, мэм, это он. Прикажете проводить его сюда, мэм?
- Не понимаю, кто это может быть, - сказала миссис Спарсит, вытирая губы и оправляя митенки.
- Надо думать, приезжий.
- Уж не знаю, зачем приезжему понадобился банк в такой час - разве только он пришел по делу и опоздал, - сказала миссис Спарсит. - Но я здесь на посту, вверенном мне мистером Баундерби, и что бы ни случилось, я свой долг исполню. Ежели принять его входит в обязанности, которые я взяла на себя, то я приму его. А это вы сами рассудите, Битцер.
Тут посетитель, не подозревавший о произнесенных миссис Спарсит великодушных словах, так громко стал колотить в дверь, что Битцер со всех ног кинулся отворять; а миссис Спарсит, на всякий случай припрятав маленький столик со всеми атрибутами чаепития в шкаф, поспешила наверх, дабы появиться, если будет надобность, с большей торжественностью.
- Прошу прощенья, мэм, джентльмен желает вас видеть, - сказал Битцер, приложив белесый глаз к замочной скважине.
Итак, миссис Спарсит, которая тем временем успела поправить чепец на голове, опять понесла вниз свой классический профиль и вошла в кабинет правления величавой поступью, словно римская матрона, вышедшая за ворота осажденного города для переговоров с вражеским полководцем.
На посетителя, который, подойдя к окну, рассеянно поглядывал на улицу, этот эффектный выход не произвел ровно никакого впечатления. Он как нельзя более хладнокровно посвистывал про себя, не снимая шляпы, и вид у него был несколько утомленный - отчасти от жаркой погоды, отчасти от чрезмерной изысканности. Ибо с первого взгляда было видно, что это истинный джентльмен последнего образца - пресыщенный всем на свете и не более Люцифера способный во что-либо верить.
- Вы, кажется, хотели видеть меня, сэр, - промолвила миссис Спарсит.
- Простите, - сказал он, поворачиваясь к ней и снимая шляпу, - прошу прощенья.
'Гм! - подумала миссис Спарсит, величественно отвечая на его поклон, - лет тридцать пять, хорош собой, хорошо сложен, хорошие зубы, хорошо воспитан, хорошо одет, приятный голос, темные волосы, дерзкие глаза'. Все это миссис Спарсит отметила по-женски молниеносно, за те две секунды, которые потребовались ей, чтобы наклонить голову и опять поднять ее - точно султан, сунувший голову в ведро с водой[4].
- Прошу садиться, сэр, - сказала миссис Спарсит.
- Спасибо. Разрешите мне. - Он пододвинул ей стул, сам же, не садясь, небрежно прислонился к краю стола. - Я оставил своего слугу на вокзале позаботиться о вещах, - поезд переполнен, и багажный вагон забит, - а сам пошел пешком, немного оглядеться. Очень странный город. Позвольте узнать, он всегда такой черный?
- Обычно гораздо черней, - сурово отвечала миссис Спарсит.
- Да неужели? Простите... вы, должно быть, не здешняя уроженка?
- Нет, сэр, - отвечала миссис Спарсит. - Когда-то, до того как я овдовела, я имела счастье или, быть может, несчастье принадлежать к совсем иному кругу. Мой муж был Паулер.
- Простите, я не расслышал, - сказал приезжий. - Был... кто?
Миссис Спарсит повторила:
- Он был Паулер.
- Из семьи Паулеров, - сказал приезжий после минутного раздумья. Миссис Спарсит утвердительно кивнула головой. Лицо приезжего казалось еще более утомленным.
- Вам здесь, вероятно, очень скучно? - сказал он, делая логический вывод из ее сообщения.
- Я подчиняюсь обстоятельствам, сэр, - отвечала миссис Спарсит, - и я давно научилась применяться к силам, управляющим моей жизнью.
- Это отличная философия, - сказал приезжий, - весьма мудрая, похвальная и... - Он, видимо, почел излишним договаривать свою мысль и умолк, лениво поигрывая часовой цепочкой.
- Позвольте узнать, сэр, - начала миссис Спарсит, - чему я обязана честью...
- Разумеется, - отвечал приезжий. - Спасибо, что напомнили. У меня с собой рекомендательное письмо к мистеру Баундерби, банкиру. Прогуливаясь по этому странному черному городу в ожидании, когда поспеет обед в гостинице, я спросил у одного прохожего, - это был, вероятно, рабочий, только что принявший душ из чего-то пушистого, очевидно из какого-то сырья...
Миссис Спарсит наклонила голову.
- ...спросил у него, где живет банкир мистер Баундерби, а он, услышав слово 'банкир', недолго думая, указал мне дорогу в банк. Но я так полагаю, что мистер Баундерби не живет в этом здании, где я имею честь объяснять свой приход?
- Нет, сэр, - отвечала миссис Спарсит, - не живет.
- Благодарю вас. Я не имел намерения предъявить письмо сейчас. Просто я прогулялся до банка, чтобы убить время и, по счастливой случайности, приметив в окне, - он томно повел рукой в ту сторону и слегка поклонился, особу весьма благородной и приятной наружности, я решил, что лучше всего будет, если я возьму на себя смелость справиться у этой особы, где же в таком случае живет банкир мистер Баундерби. Что я и позволю себе сделать, принося тысячу извинений.
В глазах миссис Спарсит его рассеянная и небрежная манера держаться вполне искупалась известной непринужденной галантностью, распространявшейся даже на нее. Вот он, к примеру, чуть ли не уселся на стол, а между тем, лениво склонившись к ней, дает почувствовать, что в ней есть какое-то своеобразное обаяние.
- Банки, я знаю, склонны к подозрительности, и так оно и быть надлежит, - сказал приезжий, который, помимо всего прочего, обладал приятным даром говорить плавно, легко и таким тоном, как будто в его словах скрыто больше глубокомыслия и остроумия, чем может показаться (вероятно, искусный прием, изобретенный учредителем этой многочисленной секты, кто бы ни был сей великий муж), и поэтому, прошу удостовериться, что автор письма - вот оно - член парламента от этого города Грэдграйнд, с которым я имел удовольствие познакомиться в Лондоне.
Миссис Спарсит признала руку, намекнула, что предъявлять письмо не было никакой надобности, и сообщила адрес мистера Баундерби, присовокупив все нужные указания и советы.
- Премного благодарен, - сказал приезжий. - Вы, конечно, хорошо знаете банкира?
- Да, сэр, - отвечала миссис Спарсит. - Я уже десять лет знаю его как моего принципала.
- Целая вечность! Он, кажется, женат на дочери Грэдграйнда?
- Да, - сказала миссис Спарсит, сразу поджав губы, - он удостоился этой... чести.
- Я слышал, что его супруга чуть ли не философ?
- Вот как, сэр? - сказала миссис Спарсит. - Неужели?
- Простите мое назойливое любопытство, - вкрадчиво сказал приезжий, дабы умилостивить нахмурившую брови миссис Спарсит, - но вы знаете эту семью и знаете свет. Я скоро тоже узнаю семью
