него. Делесову казалось, что длинная голова с большим темным носом качалась на этом туловище; но, вглядевшись ближе, он увидел, что то, что он принимал за нос и лицо, были волоса, а что настоящее лицо было ниже. Он нагнулся и разобрал черты лица Альберта. Тогда красота лба и спокойно сложенного рта снова поразили его.
Под влиянием усталости нерв, раздражающего бессонного часа утра и слышанной музыки Делесов, глядя на это лицо, снова перенесся в тот блаженный мир, в который он заглянул нынче ночью; снова ему вспомнилось счастливое и великодушное время молодости, и он перестал раскаиваться в своем поступке. Он в эту минуту искренно, горячо любил Альберта и твердо решился сделать добро ему.
IV
На другой день утром, когда его разбудили, чтобы идти на службу, Делесов с неприятным удивлением увидал вокруг себя свои старые ширмы, своего старого человека и часы на столике. 'Так что же бы я хотел видеть, как не то, что всегда окружает меня?' - спросил он сам себя. Тут ему вспомнились черные глаза и счастливая улыбка музыканта; мотив 'Меланхолии' и вся странная вчерашняя ночь пронеслись в его воображении.
Ему некогда было, однако, размышлять о том, хорошо или дурно он поступил, взяв к себе музыканта. Одеваясь, он мысленно распределил свой день: взял бумаги, отдал необходимые приказания дома и торопясь надел шинель и калоши. Проходя мимо столовой, он заглянул в дверь. Альберт, уткнув лицо в подушку и раскидавшись, в грязной, изорванной рубахе, мертвым сном спал на сафьянном диване, куда его, бесчувственного, положили вчера вечером. Что-то не хорошо невольно казалось Делесову.
- Сходи, пожалуйста, от меня к Борюзовскому, попроси скрипку дня на два для них, - сказал он своему человеку, - да когда они проснутся, напой их кофеем и дай надеть из моего белья и старого платья что- нибудь. Вообще удовлетвори его хорошенько. Пожалуйста.
Возвратившись домой поздно вечером, Делесов, к удивлению своему, не нашел Альберта.
- Где же он? - спросил он у человека.
- Тотчас после обеда ушли, - отвечал слуга, - взяли скрипку и ушли; обещались прийти через час, да вот до сей поры нету.
- Та! та! досадно, - проговорил Делесов. - Как же ты его пустил, Захар?
Захар был петербургский лакей, уже восемь лет служивший у Делесова. Делесов, как одинокий холостяк, невольно поверял ему свои намерения и любил знать его мнение насчет каждого из своих предприятий.
- Как же я смел его не пустить, - отвечал Захар, играя печаткой своих часов. - Ежели бы вы мне сказали, Дмитрий Иванович, чтобы его удерживать, я бы дома мог занять. Но вы только насчет платья сказали.
- Та! досадно! Ну, а что он тут делал без меня?
Захар усмехнулся.
- Уж точно, можно назвать артистом, Дмитрий Иванович. Как проснулись, так попросили мадеры, потом с кухаркой и с соседским человеком все занимались. Смешные такие... Однако характера очень хорошего. Я им чаю дал, обедать принес. Ничего не хотели одни есть, всё меня приглашали. А уж на скрипке как играют, так это точно, что таких артистов у Излера мало. Такого человека можно держать. Как он 'Вниз по матушке по Волге' нам сыграл, так точно как человек плачет. Слишком хорошо! Даже со всех этажей пришли люди к нам в сени слушать.
- Ну, а одел ты его? - перебил барин.
- Как же-с; я ему вашу ночную рубашку дал и свое пальто ему надел. Этакому человеку можно помогать, точно милый человек. - Захар улыбнулся. - Всё спрашивали меня, какого вы чина, имеете ли знакомства значительные? и сколько у вас душ крестьян?
- Ну, хорошо, только надо будет его найти теперь и вперед ему ничего не давать пить, а то ему еще хуже сделаешь.
- Это правда, - перебил Захар, - он, видно, слаб здоровьем, у нас такой же у барина был приказчик...
Делесов, уже давно знавший историю пившего запоем приказчика, не дал ее докончить Захару и, велев приготовить себе все для ночи, послал его отыскать и привести Альберта.
Он лег в постель, потушил свечу, но долго не мог заснуть, все думал об Альберте. 'Хоть это все странным может показаться многим из моих знакомых, думал Делесов, - но ведь так редко делаешь что- нибудь не для себя, что надо благодарить бога, когда представляется такой случай, и я не упущу его. Все сделаю, решительно все сделаю, что могу, чтобы помочь ему. Может быть, он и вовсе не сумасшедший, а только спился? Стоить это мне будет совсем не дорого: где один, там и двое сыты будут. Пускай поживет сначала у меня, а потом устроим ему место или концерт, стащим его с мели, а там видно будет'.
Приятное чувство самодовольствия овладело им после такого рассуждения.
'Право, я не совсем дурной человек; даже совсем недурной человек, подумал он. - Даже очень хороший человек, как сравню себя с другими... '
Он уже засыпал, когда звуки отворяемых дверей и шагов в передней развлекли его.
'Ну, обращусь с ним построже, - подумал он, - это лучше; и я должен это сделать'.
Он позвонил.
- Что, привел? - спросил он у вошедшего Захара.
- Жалкий человек, Дмитрий Иванович, - сказал Захар, значительно покачав головой и закрыв глаза.
- Что, пьян?
- Очень слаб.
- А скрипка с ним?
- Принес, хозяйка отдала.
- Ну, пожалуйста, не пускай его теперь ко мне, уложи спать и завтра отнюдь не выпускай из дома.
Но еще Захар не успел выйти, как в комнату вошел Альберт.
V
- Вы уж спать хотите? - сказал Альберт улыбаясь. - А я был там, у Анны Ивановны. Очень приятно провел вечер: музицировали, смеялись, приятное общество было. Позвольте мне выпить стакан чего- нибудь, - прибавил он, взявшись за графин с водой, стоявший на столике, - только не воды.
Альберт был такой же, как и вчера: та же красивая улыбка глаз и губ, тот же светлый, вдохновенный лоб и слабые члены. Пальто Захара пришлось ему как раз впору, и чистый, длинный, накрахмаленный воротник ночной рубашки живописно откидывался вокруг его тонкой белой шеи, придавая ему что-то особенно детское и невинное. Он присел на постель Делесова и молча, радостно и благодарно улыбаясь, посмотрел на него. Делесов посмотрел в глаза Альберта и вдруг снова почувствовал себя во власти его улыбки. Ему перестало хотеться спать, он забыл о своей обязанности быть строгим, ему захотелось, напротив, веселиться, слушать музыку и хоть до утра дружески болтать с Альбертом. Делесов велел Захару принести бутылку вина, папирос и скрипку.
- Вот это отлично, - сказал Альберт, - еще рано, будем музицировать, я вам буду играть, сколько хотите.
Захар с видимым удовольствием принес бутылку лафиту, два стакана, слабых папирос, которые курил Альберт, и скрипку. Но вместо того, чтобы ложиться спать, как ему приказал барин, сам, закурив сигару, сел в соседнюю комнату.
- Поговоримте лучше, - сказал Делесов музыканту, взявшемуся было за скрипку.
Альберт покорно сел на постель и снова радостно улыбнулся.
- Ах да, - сказал он, вдруг стукнув себя рукой по лбу и приняв озабоченно-любопытное выражение. (Выражение лица его всегда предшествовало тому, что он хотел говорить. ) - Позвольте спросить... - он приостановился немного, - этот господин, который был с вами там, вчера вечером... вы его называли N, он не сын знаменитого N?
- Родной сын, - отвечал Делесов, никак не понимая, почему это могло быть интересно Альберту.
- То-то, - самодовольно улыбаясь, сказал он, - я сейчас заметил в его манерах что-то особенно аристократическое. Я люблю аристократов: что-то прекрасное и изящное видно в аристократе. А этот офицер, который так прекрасно танцует, - спросил он, - он мне тоже очень понравился, такой веселый и
