Но он оскорбил меня, мистер Пейдж.
Сэр, он до некоторой степени сознается в этом.
Сознаться — это еще не значит оправдаться! Он оскорбил меня, не правда ли, мистер Пейдж? Да, да, оскорбил! Другого слова не придумаешь. Поверьте: вам говорит Роберт Шеллоу, природный дворянин, что его кровно оскорбили.
А вот и сам сэр Джон Фальстаф!
Что же, мистер Шеллоу, вы собираетесь жаловаться на меня королю?
Рыцарь, вы побили моих слуг, подстрелили моего оленя и ворвались в дом моего лесничего.
А дочку вашего лесничего я не поцеловал?
Рыцарь, вы за это ответите!
Пожалуйста, хоть сейчас! Да, сэр, я все это сделал… Вот я и ответил.
Об этом будет доведено до сведения королевского совета.
Тем лучше для вас. Вы доставите лордам случай от души посмеяться над вами.
Сэр Джон! Paucа verba7, в молчании благо.
Какая там палка верба? Слендер, я вам, кажется, проломил голову… Что вы имеете против меня?
Черт возьми, сэр, проломить голову — это дело уголовное. Так сказать, головоломное дело. Да к тому же ваши негодяи — Бардольф, Ним и Пистоль — затащили меня в таверну, напоили пьяным и обобрали до нитки.
Ах ты, бенберийский сыр!8
При чем же тут сыр?
Эх ты, Мефистофель, черт остробородый!
При чем же тут черт?
Режь его, палка верба, режь! Это мне по характеру!
Где же мой слуга Симпл? Вы не знаете, где он, дядюшка?
Спокойней, прошу вас! Давайте разберемся в этом деле. Ясно, что у нас в данном казусе трое третейских судей: лично мистер Пейдж — ну да, мистер Пейдж, затем лично я — ну, конечно, лично я, и, в конце концов, напоследок, хозяин «Подвязки».
