Я зашел в небольшое, на четыре класса, здание школы. Вошел в один из классов. На ободранной стене висела карта Палестины, от Иордана до моря, без всяких следов присутствия государства Израиль. Рядом же висели карикатуры, изображающие «сионистских оккупантов». В общем, нормальная арабская школа. Интересно, как преподаватели объясняют ученикам, откуда берутся эти самые «оккупанты»? Из под земли, что-ли? Если бы арабы не обманывали сами себя, может и войны давно бы не было.
Расстелив спальник прямо между партами, я в момент отрубился.
Наступил вечер. Пока, вроде бы, все шло нормально. Два десятка убитых боевиков, столько же пленных и еще полсотни пока укрывались в центре деревни. У нас потерь не было, слава богу. Еще две роты батальона вошли в деревню и присоединились к зачистке.
Я дежурил на краю стоянки, забравшись в командирскую башенку одного из БТР. Двор школы был довольно ярко освещен фонарем, стоявшим за забором и это было неправильно. О чем и сказал дежурному офицеру.
— Да, — согласился тот. — Надо это убрать.
Сказать легко, а как сделать? Лезть на высокий бетонный столб, к тому же стоящий снаружи, никто не собирался. Офицер, связавшись с штабом, предупредил, что сейчас с нашего направления будут слышны выстрелы и подозвал дежурившего с другой стороны стоянки снайпера. Дистанция была ничтожная, метров пятнадцать, но он не попал ни с первого, ни со второго, ни с пятого раза. Яркий свет лампы делал невозможным прицеливание через оптику. Потом попробовал кто-то с коллиматорным прицелом, с тем же результатом — нагло светящий фонарь наотрез отказывался лопаться. Народ начал уже обсуждать более серьезные варианты, включая пулемет. С КП ехидно поинтересовались: с кем это мы тут так долго воюем? Я, наблюдая за всем этим, потихоньку потягивал «Хеннеси» из своей секретной фляжки. То ли благодаря коньяку, то ли еще почему, но и мне захотелось поучаствовать в убиении непокорной лампы. Примостив свой М-16 с простым прицелом прямо поверх турели пулемета, навел его, просто поймав свет от фонаря в дырочку прицела и нажал на спуск. Свет погас. Все удивленно уставились на меня. Кто-то пошутил:
— Я всегда подозревал, что под названием «ремонтный взвод» скрывается секретный спецназ.
Утром нас с Роненом отправили помогать подносить припасы передовым группам. Пробравшись по «корридору», пробитому в стенах домов, мы оказались в одной из халуп. Она производила удручающее впечатление своей нищетой даже на меня, хотя я и повидал многое. Ронен же просто взирал на это с ужасом.
— Здесь живут люди? — недоверчиво спросил он.
— А как же. Вот они, — я указал на, нет, не дверь, а какую-то щель, ведущую в полуподвальное помещение, где, видимо, попросили укрыться проживавшую здесь семью. Оттуда высунулись грязные худые мордашки нескольких детей и пожилой араб, пытавшийся загнать их обратно. Ронен сунул руку в карман:
— У меня, кажется, осталось несколько шоколадных батончиков.
Пришлось схватить его за руку:
— Даже не думай! Молодой ты еще, глупый! Хочешь через несколько дней узнать из СМИ, что ты раздавал арабским детям отравленные шоколадки? Мы это уже проходили! Иди лучше, передай ящики дежурному.
В это время ко мне нерешительно подошел старик. Видимо, из-за моего возраста и бороды принял меня за начальство. Он, волнуясь, спросил на очень ломанном иврите, перемежая речь арабскими словами:
— Господин, ваши солдаты сломали нам стену в комнате. Мне не на что починить ее. Мы получим компенсацию?
«Это вряд ли. Даже если что-то и выделят, деньги получит местное руководство. И делиться явно не будет.» — подумал я. Хоть это были, вроде бы и враги, но какое-то не очень свойственное мне чувство жалости овладело мной. Детей жалко, хоть и вырастут они, наверняка, такими же бандюгами. Я достал из кошелька припрятанные после загранпоездок остатки валюты. Всегда остается какая-нибудь мелочь. Я вытащил две бумажки по пятьдесят евро и, оглянувшись по сторонам — если увидят арабы, завтра старику свернут шею за сотрудничество с оккупантами, — протянул ему обе. Старик радостно закивал — это для него была немаленькая сумма.
— Чего же вы так бедно живете? — спрашиваю. — Куда делись миллиарды европейской и саудовской помощи?
— Вы сами виноваты, — ответил осмелевший старик. Этого я и ожидал, но дальше он меня удивил:
— Зачем вы в девяносто четвертом притащили нам этого козла из Туниса? С вас и спрос.
«А ведь он прав!» — согласился я. — «Под американским давлением срочно искали партнера по писсь процессу. И не нашли никого лучше, чем тунисского сидельца Арафата. Своими руками утвердили его и его людей у власти в Палестине. И сразу же половина его команды вернулась к старому, взявшись за оружие, а вторая половина, поумнее, оценила преимущества сидения на ответственных постах и принялась активно прикарманивать зарубежную помощь и брать взятки с местного населения. И вот мы опять здесь, и опять не на туристическом автобусе, а на БТРе.»
Вернувшись к стоянке, я наткнулся на командира роты.
— Ты то мне и нужен! — подозвал он меня. — Есть дело. Сможешь отвезти арестованного боевика на базу ШАБАКа?[3] Ну, ты знаешь, слева от КПП.
Я кивнул:
— Не проблема, прокатимся.
— Очень хорошо. А то у меня свободных людей нет, а его срочно требуют.
Я растолкал свой дремлющий в теньке экипаж:
— Вставайте, едем!
— Куда это еще? — подозрительно спросонья спросил водитель Рафи.
— Домой! — пошутил я. — Ну, почти, до КПП.
Обоих своих «бойцов» я послал привести арестованного. Они притащили средних лет араба, со связанными руками и повязкой на глазах. Мы принялись затаскивать его в БТР.
— Вы меня везете к врачу? — вдруг заявил он на хорошем иврите. — У меня больная спина, мне срочно нужен врач.
— Ага, к врачу, не переживай, — ответил я. Известный способ потянуть время. Кто-нибудь добренький, может быть, и повелся бы на это. Но не я.
Промчавшись по пустой дороге, мы через час были уже у КПП. За ним текла обычная мирная жизнь, как будто никакой войны и нет. Хотя нет, вон тусуется демонстрация нашей пятой колонны, со стандартными лозунгами в руках: «Мир — сейчас», «Нет военным преступлениям» и так далее. Так и хочется полоснуть из пулемета, ей-богу. Возле них ошивалась журналистка с лицом проженной бл. ди и крупной надписью на кокетливо надетом бронежилете: Би-Би-Си. Ну, естественно, за КПП ее не пускают, там закрытая военная зона. Журналистка хищно посмотрела на нас и что-то сказала своему оператору.
— Рафи, проезжай побыстрее, а то сейчас вцепится, — сказал я.
Водитель дал газ и мы вскоре оказались у цели. Сдав арестанта, зашли в армейскую лавочку, чтобы пополнить запас сигарет и прочей мелочи, по длинному списку, составленному ребятами из роты. Закончив с покупками, мы прошли мимо бетонного забора, вдоль которого сидели, в ожидании допроса, связанные боевики. Один из них курил, держа сигарету скованными руками. Кто-то из «добреньких» угостил, невзирая на однозначный запрет. Рафи на ходу выбил ногой сигарету из рук боевика, сказав ему что-то по арабски.
— Что ты ему сказал? — поинтересовался я.
— Что курить вредно.
