Низкий синеватый туман, освещенный откуда-то изнутри, неприметно для глаз растаял, слился с начавшей желтеть осокой. Отпечатались золотистые стога сена над луговиной. На том берегу посеребрились купола ив. Река засветилась и блестит. Опавшие листья, темные стебли крапивы похрустывают под ногами. А кругом тишина: мягкая, долгая, обрываемая по временам звонкой перекличкой синиц: «Пинь… пинь… трр… ах!» Люсе нравятся эти веселые звуки и этот сад, роняющий по утрам яблоки.
В воздухе пахнет горькой седой полынью.
— Деда… что там за веревочка в небе?
Высоко-высоко летели большие птицы.
— Журавли пошли в отлет. Лето за собой волокут.
— А куда?
— В жаркие края уносят. Туда, где не бывает зимы.
Люся остановилась, сняла с головы платок и помахала на прощание журавлям и лету.
Ветер вырвал платок из рук девочки, заиграл им, поднял в небо и превратил в журавля.
МОРСКИЕ ОГНИ
У берега море зеленоватое. Дальше оно чернеет, становится дегтярным, но темнота эта не пугает Диму. Мальчик часами может сидеть на крутом, скалистом берегу, смотреть вдаль и мечтать. Обычно Дима приходит сюда один, а сейчас рядом с ним Славка.
Славка переступает с ноги на ногу, швыряет в море плоскую гальку:
— Пять раз вынырнет…
— У-гу! — соглашается Дима.
Слава размахивается, бросает в море голыш:
— О чем задумался?
Сумерки густеют, переходят в темень. По небу золотым апельсином катится луна. Море вспыхивает огнями, вздыхает и как бы переваливается с боку на бок.
— Слав! Ты когда-нибудь считал огни?
— Да что я, того… Тоже мне выдумал.
— Ничего не выдумал. Просто огни живые.
— Живые?! — Слава поправил съехавшую на глаза кепку, усмехнулся и безнадежно махнул рукой.
Дима надулся и притих.
Далеко-далеко, где не отличишь море от неба, вспыхнул и погас огонек, Дима привстал и крикнул:
— Знаешь, я во-о-он на тот огонек загадал!
— А что будет?
— Увидим, — тихо ответил Дима.
Набежал ветер. Растрепал льняную Димину челку. Обдал ребят колючими брызгами, покачал старые портовые фонари и улетел в море.
Внезапно дальний огонек оторвался от тысячи других, ожил и пополз куда-то своей дорогой. Вот он ближе… ближе… Р-р-раз — и превратился в горящий светлячок, потом померк на миг и тут же вспыхнул огромным ночным солнцем.
— Корабль! — закричал Слава. — Вон гляди… Вон!
— Мой огонек ожил…
— А если я загадаю? — Слава опустил глаза и с опаской спросил: — Сбудется?
— А как же! — кивнул Дима.
И, словно подтверждая слова маленького мечтателя, вдали вспыхнули и побежали новые огоньки. А корабль загудел густо, призывно: «Сбу-у-дет-ся!»
V. ЗАПОВЕДНЫЕ МЕСТА
ЛОСИНЫЙ ОСТРОВ
К северо-востоку от Москвы находится первозданный, дремучий бор. Имя ему — «Лосиный остров» или «Лосиноостровский заповедник». Человек не вмешивается в жизнь этого лесного царства уже многие годы.
Название «Лосиный остров» появилось в ту пору, когда леса между селениями и полями именовались островами. На этом острове издавна водилось много лосей — отсюда лосиный… Да и нынче здесь не редкость встреча с величавым дымчато-серым сохатым исполином.
Еще во времена становления Москвы как центра Руси этот глухой бор считался заповедным. Красноречивое свидетельство тому слова иностранного посла, побывавшего на острове в те давние годы: «Близ Москвы есть место, в котором водится превеликое множество зверя, коего не только ловить запрещено под строгим наказанием, но даже рубить в этом лесу деревья недозволено…» А в архивах и летописях XVI–XVII веков сохранились описания соколиных и медвежьих охот царей Ивана Грозного и Алексея Михайловича.
После Октябрьской революции Лосиный остров был взят под охрану государством. Здесь ведутся чистка и посадка леса, а также научные работы в области охотоведения.
Москвичи любовно нарекли этот заповедный лес «Подмосковной тайгой».
«Подмосковная тайга» удивительна во все времена года! Весной на опушках токуют рябчики, а на утренних и вечерних зорях тянут вальдшнепы. Жарким летним полднем приятно укрыться от зноя в еловой чаще и собрать букет голубых колокольчиков; золотой осенью — любоваться разноцветьем листопада и ощутить в руках холодок свежесрезанного тугого боровика, наполнить туесок брусникой или клюквой, а в солнечный морозный денек — лететь на лыжах с крутого склона оврага.
Живописны берега Яузы. Прозрачна и студена вода лесных озер. Целебна сила лекарственных трав и ягод.
Встаньте спозаранку и наведайтесь в «Подмосковную тайгу». Вы услышите и надолго запомните музыку весеннего леса!
Многоголосо и слаженно звучит по утрам птичий оркестр: тихим серебристым ручейком журчит зорянка, словно в звонкий бубен бьет «король русского леса» — зяблик, чарующе рассыпается в орешнике соловьиная трель, неожиданны и нежны рулады певчих дроздов.
Лосиный остров служил источником вдохновения многим представителям русской культуры.
Саврасов и Левитан писали здесь свои ставшие позднее знаменитыми пейзажи. Чайковский любил часами бродить по дремучему бору. Известные биологи Житков и Огнев сделали этот лес своей научной лаброраторией.
«Вчера ездил в лес, — вспоминал П. И. Чайковский. — Что за, чудесный вечер, что за
