— Оберст Кранке. Семьдесят первый полк построен, ваше высочество!
— Благодарю. Только с сегодняшнего дня вы полком не командуете. Кого лучше назначить вместо вас?
Лицо оберста на мгновение вытянулось, но он тут же овладел собой
— Рекомендую майора Шоберта, ваше высочество.
— Хорошо. Пусть он вечером прибудет в мою палатку для знакомства. Что же касается вас... Оберст Кранке! Приказом курфюрстенштаба вы назначаетесь исполняющим обязанности командира седьмой пехотной дивизии.
Оберст глянул непонимающе.
— Что, какие-то вопросы?
— Так точно. А как же генерал де Шамбертен?
— Не переживайте. Генерал де Шамбертен отныне будет командовать всем вашим корпусом. Теперь согласны?
— Почту за честь. Не знаю, заслужил ли, ваше высочество.
— Э, оберст. Что еще за ответ?
— Виноват. Служу Поммерну!
— Так-то лучше. За храбрость и умелое руководство полком награждаю вас серебряным крестом. И вот еще что. — Не оборачиваясь, курфюрст щелкнул пальцами.
Из-за его спины вышел адъютант и подал шпагу с золоченым эфесом. Курфюрст выдвинул клинок из ножен, попробовал лезвие.
— По-моему, неплохая сталь, — сказал он. — Тут написано: Алоизу Кранке от Бернара Второго.
Оберст молчал.
— Ну как, берете?
Оберст неловко, одной рукой принял шпагу.
— Не знаю, что и сказать, ваше высочество. Ни один из моих предков...
— Тогда остается надежда на ваших потомков, Алоиз! У вас их трое?
— Да. И двое — сыновья.
— Ну вот. Теперь у них есть право поступать вне конкурса в любое военное училище Поммерна.
— Они этим правом воспользуются, ваше высочество.
До главного разговора Уэкею пришлось подождать двадцать дней. Светил Хассар, погода улучшилась, а вот дела — нисколько. Однако отсрочка подарила неожиданную возможность, надежду на выход из тупика. И пришла она оттуда, откуда ее никто не ждал, — со стороны мягкотелых. Только эту возможность требовалось использовать очень умело, и Уэкей решил приберечь ее на самый конец главного разговора.
— Мы сегодня далеко продвинулись в ущелье?
— У мягкотелых столько огнебоев, что схаи не успевают добежать до них живыми, великий. Вчера и сегодня потеряно двадцать семь сотен воинов.
— Я спрашиваю: мы далеко продвинулись, Уэкей?
— Мы совсем не продвинулись.
— Уохофаху! Что, так и собираетесь стоять?
— Нет. Будем обходить ущелье с боков.
— По снегу?
— Еэ. Мы разложим много костров. Сейчас идет заготовка дров.
Уэкей замолчал. Не следовало говорить о том, что он не верит в эту затею. Разведывательные вылазки уже показали, что на снегу мягкотелых не одолеешь. Они меньше мерзнут, двигаются быстрее, не подпускают к себе ближе чем на расстояние выстрела из огнебоя. Возможно, что у мягкотелых не хватит воинов на все горы, где-нибудь прорыв и состоится. Но и в этом случае, как только замерзшие схаи спустятся вниз, мягкотелые успеют перебросить своих всадников в опасное место. И опять все решат огнебои, это опустошительное и неодолимое оружие, от которого не спасают ни щиты, ни доспехи. Даже если пуля не пробивает шлем, воин теряет сознание, а потом надолго становится бесполезным.
Нет, не верил в успех Уэкей. На этот раз мягкотелых не одолеть. Их вообще не одолеть до тех пор, пока схаи не научатся делать огнебои. И малые ручные, и большие, что на колесах. Но глупо терять решимость раньше повелителя, пусть сам приходит к неизбежной мысли. А пока лучше подумать над хорошим оправданием плохой неудачи. Потребуется очень хорошее оправдание для того, чтобы удержать в узде обозленных машишей, одной силы мало. Сила поможет лишь тогда, когда есть повод, цель и оправдание. Поводом послужит само недовольство машишей, целью является сохранение в Схайссах единой власти, но вот оправдания пока нет, а войну заканчивать надо.
— Сколько огнебоев удалось захватить? — спросил Мафусафай.
— Больше шести сотен, великий.
— Мало. Наши кузнецы смогут сделать такие?
— Не совсем. Похуже.
— Пусть будут похуже. Однако огнебои бесполезны без черного порошка. Пленных пытали?
— Еэ, великий.
— Хорошо пытали?
— Очень хорошо.
— Молчат?
— Наоборот, кричат. Мягкотелые не умеют терпеть боль.
— Что говорят?
— Толку нет. Говорят, нужен уголь и еще что-то. А что — не знают. Воины получают уже готовый порошок.
— Разумно, — сказал Су Мафусафай. — Нельзя доверять главный секрет любому воину. Но все равно этот секрет должен быть моим, Уэкей! Черный порошок важнее победы в ущелье. И даже важнее победы в этой войне. Продолжайте пытки.
— Да пытать уже некого, великий.
— Пытайте тех, кого захватите.
— Хог. Только мягкотелые перестали сдаваться в плен. Уже знают, что их ждет.
— Война есть война. Рано или поздно попадутся. Строго накажи не убивать раненых, особенно шишуахам, знаю я этих головорезов. Объяви хорошую награду за каждого пленного. Ты хорошо меня понял, Уэкей?
— Со всех сторон, великий.
— Есть другие новости? — Еэ
— Говори.
— Остатки сивов прижаты к Ледяным горам.
— Еще не уничтожены?
— Нет. Но в Южные пески никто не ушел. Хачичеи уже прислали посольство. Благодарят.
— Хог. Я приму их завтра. Это все?
— Нет, великий. Мягкотелые выпустили белую стрелу. Су Мафусафай повернулся и стал смотреть на Уэкея. Такое случалось не очень часто.
— Мягкотелые? Выпустили белую стрелу?
— Еэ, великий. И уже не одну.
— Белая стрела означает предложение переговоров. Во время войны можно договариваться только о мире. Что затевают эти мягкотелые? Разве мы побили их на снегу?
