еще несколько часов воображать, что все совсем не так и что никакая она не водительница Лестроуда, а некто гораздо более близкий ему, — отчего она смотрела на его друзей с особенной теплотой.
Она незаметно посмотрела на него. Он уютно расположился в глубоком кресле с ярким цветным покрывалом поверх потертой кожи и покуривал трубку, что каким-то образом, как ей казалось, делало его недосягаемым для Розалин. Розалин терпеть не могла трубки и даже сигары, и, будь она на месте леди Диллингер, она бы никому не позволила курить в гостиной. Но леди Диллингер ничто не смущало, даже то, что ее гость привез с собой на ленч собственную служащую. Пока мужчины курили и беседовали — сэр Адриан был большим любителем сигарет, — она взяла Фредерику под руку и поднялась с нею в свою комнату, где стала говорить с ней как женщина с женщиной — симпатичная пожилая женщина с молодой, — и Фредерике показалось, что в ее обращении с ней было что-то превышающее светскую вежливость, а когда она смотрела на нее, та все время улыбалась. Она улыбалась и тогда, когда показывала свои ювелирные драгоценности и рассказывала о своей жизни и семье… о долгих счастливых годах, прожитых с сэром Адрианом, которого явно все еще боготворила. Брак был главной темой разговора; леди Диллингер почему-то очень интересовало, хочет ли Фредерика, когда придет ее день, венчаться в церкви — в норманской сельской церквушке. Фредерика не сомневалась, что если она и выйдет замуж, то будет к тому времени далеко отсюда, а потому затруднялась ответить с определенностью и уверенностью, коих добивалась от нее леди Диллингер, отчего, когда они покинули комнату и присоединились к мужчинам, на лице пожилой дамы было некоторое разочарование.
Хамфри встретил Фредерику любезной улыбкой, словно действительно рад был видеть ее, и предложил прогуляться по лесу. Эплби-Мэнор со всех сторон окаймляли замечательные буковые леса, а она, насколько он помнил, любительница лесных прогулок.
Сэр Адриан отправился к себе вздремнуть, а леди Диллингер хотела написать письма, так что на прогулку они отправились вдвоем. Фредерика чувствовала себя немного скованной, потому что желание хозяина побродить по лесу с девушкой, которая по долгу службы возит его на машине, казалось ей не совсем нормальным. У него же, напротив, было прекрасное настроение, и не успели они дойти до опушки, чтобы оказаться под сенью деревьев, как он сообщил ей причину своего оживленного состояния:
— Я сделал леди Диллингер своей матушкой-исповедницей, и ей все известно о моих матримониальных планах. Она в восторге. И я тоже! — Он подхватил кусок мха и с юношеским задором запустил его в небо. Затем повернулся к Фредерике и улыбнулся: — А вы не хотите тоже поздравить меня, Фредерика?
— Но вы же понимаете, я не имею ни малейшего представления, на ком вы собираетесь жениться, — с трудом выговорила она.
— Так-таки и не имеете? — На лице у него было лукавое выражение — лукавое и веселое одновременно. — Но я же говорил, что у такой… м-м-м… маленькой стены… такие длинные уши, говорил ведь?
Фредерика побледнела: наверное, в лесу было очень душно.
— Вы хотите сказать… вы хотите сказать?..
— Прошлой ночью? — Лестроуд выглядел таким добродушным, в глазах его играли веселые искорки. — Скажите мне, что вы подслушали вчера ночью, — повелительным тоном проговорил он, — и как все это истолковали.
Фредерика бросила на него отчаянный взгляд:
— Вы собираетесь жениться на Розалин.
Бесенята в его глазах смущали ее.
— И вы желаете мне всего самого лучшего? Вы желаете мне счастья — так, что ли? — Он придвинулся к ней поближе. У нее было такое чувство, что он играет с ней как кошка с мышкой. — Коль скоро я ваш будущий шурин, Фредерика, то почему бы вам не поздравить меня? А раз уж мы будем связаны узами брака, то почему бы вам не сопроводить свои поздравления поцелуем? Я уверен, ваша матушка непременно поцелует меня, как только услышит об этом!
Фредерика отвернулась, готовая бежать от него, но он схватил ее за руки и, хищно смеясь, прижал к себе. Он запрокинул ей голову, чтобы заглянуть в глаза, и то отчаяние, которое он в них увидел, очевидно, доставило ему жестокое удовольствие. Он выдавил из себя какие-то звуки, которые можно было истолковать как одобрение, и расхохотался, а потом она оказалась в его железных объятиях, и его твердые мужские губы приникли к ее губам.
В глазах у Фредерики поплыли далекие кроны деревьев и проблески синего неба. Он не выпускал ее из своих объятий, и поцелуй все длился и длился. Когда же он, наконец, отвел свое лицо и посмотрел на нее сверху вниз странным взглядом — при этом лицо его казалось бледным в лесном полумраке, — она покачнулась и упала бы, если б ее не держали еще его руки.
— Итак, — проговорил Лестроуд, — в качестве будущей золовки и персонального шофера тебе есть что предложить. Губы у тебя очень соблазнительны, а если говорить начистоту, то не слишком сильно ты сопротивлялась поцелую под сенью молчаливого леса…
Но лес уже не был молчаливым. Старый дворецкий с треском продирался сквозь заросли, разыскивая их. По его лицу видно было, что случилось что-то необычное.
— Сэр Адриан, сэр… — запинаясь, проговорил он. — Ему внезапно стало плохо, и мы послали за доктором. Леди Диллингер… леди Диллингер хотела бы видеть вас, сэр!
— Иду. — Лестроуд выпрямился, отстранил Фредерику и в тот же миг словно забыл о ее существовании. Он бросился из леса к дому. Он задержался буквально на минуту, чтобы выяснить, что у сэра Адриана случился сердечный приступ, и это сообщение, казалось, даже придало ему силы. Ведь хозяин Эплби-Мэнор был его старым другом и другом его отца.
Фредерика и дворецкий торопливо направились вслед за Лестроудом. Сейчас было не до того, чтобы углубляться в собственные переживания и кипеть от возмущения из-за нанесенного ей оскорбления.
Леди Диллингер пребывала в полуобморочном состоянии, и Фредерике поневоле пришлось отвлечься от своих дум, чтобы успокоить ее и поддержать до приезда врача. Жена дворецкого находилась при сэре Адриане в его кабинете, а поскольку это была исключительно надежная женщина, ей никакой дополнительной помощи не требовалось, а то, что было необходимо в данный момент, — главным образом моральная поддержка, — было сделано Хамфри Лестроудом, едва только он переступил порог.
Сэр Адриан и раньше был подвержен сердечным приступам, но на сей раз дело оказалось серьезное. Лестроуд и доктор со всей осторожностью перенесли его наверх в спальню. Сэра Адриана уложили в постель, и доктор смог приступить к осмотру, после коего заявил, что при надлежащем отдыхе и уходе больной скоро поправится. Утомление, вызванное волнениями последних дней, сказалось на его хрупком здоровье, и теперь для полного выздоровления ему был необходим полный покой. На леди Диллингер вердикт доктора подействовал как эликсир, и она быстро пришла в себя, попросив, однако, Фредерику остаться с ней до следующего дня, пока ее супруг окончательно не встанет на ноги и его состояние не придет в норму. Фредерика, которая всячески избегала встречаться взглядом со своим хозяином с того самого момента, как они поспешно вернулись в усадьбу, вынуждена была обратиться к нему и попросить разрешения остаться с леди Диллингер, по крайней мере на эту ночь. Она искренне переживала за старую леди, а случившееся с сэром Адрианом потрясло ее до глубины души, однако воспоминание о приключившемся в лесу горело где-то в глубине сознания, и она решила, что никогда не простит Лестроуду такого недостойного
