— В чем дело? — спросил он.
— Визит вежливости, — объяснила я.
Он нахмурился, вроде бы переваривая ответ, а на самом деле вглядывался в мое лицо, и, как видно, что-то Нейлору в нем не понравилось, потому что он сказал:
— Тебе надо пойти и прилечь, а не стоять здесь, как статуя, с чашкой в руке и в премиленьком халате.
С этими словами, опасливо оглянувшись на трейлер, где жила Рейдин, он обнял меня за плечи и повел в помещение.
— Она еще не вернулась из медицинского центра, — успокоила я его. — Пат привезет ее оттуда.
— Это немного утешает, — сказал он с усмешкой и обнял меня еще крепче.
Мы были уже в комнате, но я не хотела, чтобы Джон отпускал меня. А он и не спешил делать это. Но, с другой стороны, мама с детства учила меня, что делу — время, потехе — час, и потому я высвободилась из его рук.
— Я сделал тебе больно? — спросил Нейлор.
— Ни капельки. Просто хочу сначала задать несколько вопросов.
— Сначала? — поинтересовался он, сопровождая это улыбкой и легкими прикосновениями пальцев к некоторым сокровенным частям моего тела.
— Да, — ответила я, решительно отстраняясь. — Хочешь кофе? Он отвлечет тебя от определенных мыслей и придаст необходимые силы.
— Силы? — переспросил он, продолжая сиять. — Для чего?
— Чтобы лучше думать. Нейлор сдался:
— Что ж, думать никому не заказано. Даже полицейскому детективу. Налей мне кофе.
Судя по всему, он успел побывать дома, потому что сменил костюм и рубашку. Эта была тоже белая, но другого оттенка. И галстук на нем был другой — впрочем, тоже дорогой, шелковый. И пахло от моего милого пижона его чудесным одеколоном, немножко кожаными изделиями, и, разумеется, он был снова выбрит чище, чем мне нравилось. У меня всегда была слабость к пижонам. Насколько я уже знала Нейлора, он из тех, кто умел и любил доходить во многом до грани, но не переходил за нее и добивался своего по эту сторону. Если вы понимаете, о чем я хочу сказать.
На эту тему я и рассуждала сама с собой, пока готовила кофе, испытывая внутреннюю дрожь, когда он слишком близко подходил ко мне, топчась по кухне.
И еще я подумала, стоя над кофейником, что мы с Нейлором подошли, видимо, к какому- то новому повороту в наших отношениях, а что будет за поворотом — один Бог ведает. А может, и не ведает.
— Ты о чем-то серьезно задумалась, Кьяра? — спросил он вкрадчиво. — Чего-то боишься?
Ну просто читает мои мысли!
— Так, да не совсем, — не слишком искренне ответила я, поворачиваясь к нему и протягивая кружку. Из нее немного выплеснулось на пол. — Страха у меня нет.
— А что есть?
Не отвечая, я прошла в комнату, он за мной с кружкой в руке. Я села на тахту, стоящую у стенки. Он уселся рядом. Я прислонилась к его плечу, сразу стало хорошо и спокойно: я перестала думать о своей ране, о том, смогу ли работать, о недавнем убийстве, о Марле… Но ведь я обещала ей.
— Что насчет Марлы? — спросила я.
— Следствие идет своим ходом, — ответил он коротко и неохотно.
— Нейлор! — воскликнула я обиженно. — Я тебе не какой-нибудь газетный репортеришка, всюду сующий свой нос. Я ведь тоже замешана во всем этом. Снизойди до меня, ответь. Проясни ситуацию.
Он не снизошел. Даже не пошевелил бровью.
— Хорошо! — не понижая тона, заявила я. — Тогда слушай меня. Марла грозила пристукнуть Винус. И она находилась в подходящем для этого месте в подходящее время. У нее есть оружие. Она ведь у вас на подозрении, так?
Говоря все это, я не сводила глаз с Нейлора, пытаясь понять по выражению лица, шокировала ли я его этими сведениями. Но вид у детектива был скучающий.
— Кьяра, — сказал он потом, — ты говоришь все это, потому что ненавидишь Марлу или у тебя что-то другое на уме?
Я поставила чашку на пол возле тахты — медленно, чтобы иметь время подумать, и ответила так:
— У меня личный интерес, Джон. Кроме того, я уверена, что могу быть полезна при расследовании.
Я ожидала взрыва презрительного хохота, однако он молчал и выжидательно смотрел на меня.
— Не хочу путать ничьи следы, — продолжала я. — Но думаю… похоже, вы ступили на ложный путь. Марла не могла совершить такое, какие бы подозрения на нее ни падали.
Нейлор последовал моему примеру и тоже отставил кружку.
— Ты не можешь судить об этом, Кьяра. Твоя Марла не так безобидна, как тебе кажется.
— Я вовсе не считаю ее овечкой. Она способна на многое, только не на убийство соперницы. Драться, царапаться — сколько угодно. Но убить… Если бы так, меня давно уже не было бы на свете. — Я вспомнила, как парочку раз у нас доходило до драки и какая ярость сверкала тогда в ее глазах. Вспомнила и внутренне содрогнулась. — Для намеренного убийства, — продолжала я гнуть свою линию, — нужно, чтобы у человека было твердое и глубокое убеждение в его необходимости. Ты сам как-то говорил об этом, Джон. А у Марлы ничего такого не было и быть не могло. Она вся на виду, как на сцене… Да и ради чего? Из-за этого сукина сына Рика? Он и цента не стоит. Сексуально озабоченный качок.
Нейлор почти сдался, так мне показалось. Больше пытался не спорить со мной, а довольно добродушно сказал:
— Кьяра, мы все проверим, взвесим. Не станем действовать с кондачка. Если она невиновна, то вскоре убедимся в этом. А пока не мешай нам и, пожалуйста, не встревай со своими советами. Так будет лучше для нас и для тебя.
Мне не очень понравился его тон — словно серьезный человек говорил с какой-то дурочкой из переулочка. Я вовсе не такая, можете мне поверить.
— Послушай, Нейлор, — веско сказала я. — Не забывай, я тоже увязла в этой истории со всеми потрохами. И какие ни есть эти люди — Марла, Винсент и другие, — мы с ними однокашники, однокорытники, как тебе угодно, и я собираюсь… должна им помочь. Это мой долг.
Мое заявление вызвало краску досады на лице у Нейлора. Видно было, как он колебался между желанием дать мне резкий отпор или спустить все на тормозах и залезть потом в складки моего халата. Второе в конце концов пересилило, и он начал сдержанным тоном:
— Понимаю тебя, Кьяра, но и ты пойми — нам не нужно…
Я перебила его:
— … чтобы кто-то путался у вас под ногами? Ты это хотел сказать? Не бойся, я буду действовать самостоятельно.
— Знаю, ты можешь, — пробормотал он почти шепотом и развязал одну из тесемок моего халата. — Именно это меня беспокоит.
Судя по тому, как он действовал, беспокоило его совсем другое! Меня, впрочем, тоже. Но
