– А вот это, сир Алексей, ваша забота. Завтра я отправляю вас послом. В Антиохию. Интересней бы поехать самому, но не могу же я разорваться. А?.. Или могу?.. – Жослен взял кувшин с водой, стоящий возле репки-Антиохии.
– В чем состоит моя миссия, граф?
– Вы соберете христианские войска. Антиохийские, – Кутерьма покачал в воздухе кувшином. – Иерусалимские, – отобрал ковригу у отца Бернарда и раскрошил ее в воду. – А напоследок… дайте-ка сюда, сир Алексей.
Забулькала похлебка. «Эдесские войска» полились в тот же многострадальный кувшин.
– Благодарю. Крепче держите Эдессу, клянусь копьем! Видите? Вот они, наши войска! Целый кувшин! И этими вот объединенными силами мы вмажем сарацинам. По самые шальвары!
Ни отстраниться, ни зажмуриться румиец не успел. Кувшин с «наихристианнейшими войсками» обрушился на репку-Халеб. Репка, отскочив, треснула Летольда в лоб. Бурда из расколовшегося кувшина выплеснулась на белоснежные одеяния Алексея. Зашипела, зачадила полупогасшая лампа; сирийская ночь придвинулась к трапезничающим. С руганью вскочил румиец, пытаясь счистить с бархата неаппетитную жижу.
– Это уж слишком, мессир! – возопил он.
– Вы против моего плана?
– Нет, но…
– Прекрасно. Тогда, сир, желаю доброй ночи. Завтра выезжать, а вам ведь еще отдохнуть надо. Позвольте перед расставанием вручить вам тайные инструкции и деньги.
Алексей в бешенстве рванул меч из ножен. Хосе и Летольд повисли у него на плечах. Жослен насмешливо наблюдал за рыцарем. Руки его так и остались скрещены на груди.
– Интересно. Похоже, сир Алексей, вы не желаете победы нашим войскам.
– Мессир!! – простонал румиец. – О, если бы не моя вассальная клятва…
– …то вы бы съели меня с перцем, – докончил граф. – А нос зажали бы пальцами, чтобы вонь не мешала.
– Мерзавец! – Алексей рванулся. Рывок вышел неожиданным, и Хосе, не удержав, отпустил румийца. – Гореть мне в аду, вы…
Договорить не пришлось. Ночь за его спиной изорвалась оранжевым пламенем. Тут уж и Летольд отступил на шаг.
– Что за чертовщина?! – вскричал граф. – Вы стали чудотворцем, Алексей! Идемте же. Посмотрим, что случилось.
Далеко идти не пришлось. Крики доносились из черно-яростной степи, и от криков этих на лбу капелана выступили крупные капли пота.
– Церковь! Церковь горит!
Огненная башня рвалась ввысь. Языки пламени лизали небо – так казалось рыцарям. В свете пламени меркли звезды.
– К оружию! – взревел граф. – На мечи турок! Ах мерзавцы!
Ополоумевшие рыцари заметались, выхватывая клинки. Из суматохи выскочил незнакомый оруженосец, что-то проорал. Речей в реве пламени слышно не было, но граф догадался:
– Не турки? Само загорелось? – И бросился к огненному холму. – Ну так шевелись! В цепь, сучье отребье! Ведра передавай! Живо, живо, живо!
Суматоха, кутерьма – вот стихия Жослена. Миг – и он уж в центре событий: командует, распоряжается:
– Шатры! Шатры защищайте! А ну вместе! На-ва-ались!
Пожар в лагере – страшное бедствие. Прощелкаешь клювом, спать на голой земле придется. Отблески пламени играют на лицах. Шипение пара, ржание перепуганных лошадей. И запах дыма – едкий, тревожный. Как тогда, в Хартабрате. Боже, прошу тебя!..
Больше всех суетился маленький бестолковый диакон, похожий на кудлатого пса. Бороденка его уже тлела, прорехи дымились на сутане, но он не замечал этого.
– Божьим… божьим попущением одним, – бормотал диакон, едва не плача. – Всевышний да простит… во искупление!..
– Эй! – Жослен ухватил его за воротник. – Что ты там бормочешь, старый хрен? Куда храм божий дел? Просношал?
– Он же… в оправдание свое…
– Что?!
Зубы дьяка клацнули.
– Я не сделал никакого преступления! – заголосил он. – Ни против закона Иудейского, ни против храма!
Подоспели другие крестоносцы. Мало-помалу предыстория событий прояснилась.
Глупость человеческая, как известно, не зависит ни от национальности, ни от
