животным по соседству от его логовища в местном коллекторе. Это была в буквальном смысле дерьмовая работа. И в результате ОСР расценивался городом как своего рода приют для некомпетентных. На самом деле это было не так. Сотрудники ОСР обычно имели пару особенностей: интеллект достаточный для того, чтобы задавать вопросы, которые не имеет смысла задавать, и непростительную нехватку благоразумия в вопросах навигации в темных водах офисной политики.
Когда сержант Мёрфи была лейтенантом Мёрфи, она была за старшего в ОСР. Потом ее разжаловали за отсутствие в течение двадцати четырех часов, особо важных для расследования. Вообще-то ей это не свойственно, но ведь не могла же она сказать своему руководству, что была занята штурмом крепости Зимы на территории Небывальщины?[6] Теперь ОСР руководил ее бывший напарник лейтенант Джон Сталлингс. И ему приходилось управляться с работой в напряженных условиях дырявого, много раз перевязанного веревочками бюджета.
Отсюда и нехватка средств для единственного профессионального волшебника Чикаго. Я не мог взять у них деньги. Не похоже было, что они могут раскидывать их направо и налево. Но, в то же время, и у них была гордость, и я не хотел их обидеть.
— Посуточно? — переспросил я ее. — Черт, мой счет в банке тоньше, чем моральное оправдание лоббиста табака. Я согласен на почасовую.
Мёрфи мгновение смотрела на меня с негодованием, затем сдержанно и благодарно кивнула мне. Гордость не всегда перевешивает практичность.
— Ну, что у нас здесь? — спросил я. — Поджог?
Она пожала плечами.
— В некотором роде взрыв. Возможно, несчастный случай. Возможно — нет.
Я фыркнул.
— Да уж, ты всегда звонишь мне только при возможно-несчастных случаях.
— Пошли, — Мёрфи вытащила из кармана пальто маску-респиратор и надела ее.
Я вынул бандану и завязал ее, закрыв рот и нос. Не хватало ковбойской шляпы и каких-нибудь шпор для завершения образа. «Прищучим их, партнер».
Она оглянулась на меня, выражение ее лица трудно было разглядеть под маской, и повела меня к зданию смежному с разрушенным. Нас ждал ее напарник.
Роулинз был человеком лет пятидесяти несколько избыточного веса, но при этом выглядел он столь же мягким, как грузовик. Он зарос бородой, в которой, словно изморозь, мелькала седина, что резко контрастировало с его темной кожей, и носил потрепанное непогодой старое зимнее пальто.
— Дрезден, — сказал он просто. — Рад видеть тебя.
Я пожал ему руку.
— Как твоя нога?
— Болит, только когда о ней спрашивают, — ответил он с серьезным видом. — Ой!
— Тебе лучше не ходить. И не спорь, — сказала Мёрфи, складывая руки в жесте, который проницательный наблюдатель, возможно, охарактеризовал бы, как крайнюю степень настроя спорить до последнего. — У тебя есть семья, которую надо кормить.
Роулинз вздохнул.
— Да-да. Я буду на улице, — он кивнул мне и ушел. Его рана в ноге почти зажила, и он даже не хромал. Хорошо ему. И мне тоже хорошо. Это ведь я тогда втянул его в неприятности.
— А он спорил? — спросил я Мёрфи.
— Не особенно, — сказала Мёрфи. — Но люди, курирующие ОСР, дали понять, что ты — персона нон-грата.
Меня это немного задело, и мой голос зазвучал куда более едко, чем я хотел.
— О, само собой. Способ, которым я продолжаю помогать полиции с делами, с которыми они не могут справиться самостоятельно, совершенно непростителен.
— Да знаю я, — сказала Мёрфи.
— Мне еще повезло, что они не обвинили меня в грубой компетентности и помощи общественному строю и не заперли меня.
Она устало махнула рукой.
— Так всегда происходит. Подобным же образом действуют все вышестоящие организации.
— За исключением того, что, когда, например, сельский клуб делает ошибку и решает кого-то выгнать, никто не умирает после этого, — сказал я и добавил. — Обычно.
Мёрфи впилась в меня взглядом.
— Что еще ты от меня хочешь, Гарри? Я вспомнила и собрала все, что мне были должны, даже мелочь, чтобы сохранить свою гребаную работу. Но нет никакой надежды на то, что меня опять сделают руководителем отдела и поднимут на ступеньку, с которой я действительно смогу что-то изменить в департаменте.
Я сжал челюсти и почувствовал, что кровь бросилась мне в лицо. Она этого не сказала, но она потеряла свою команду и будущую карьеру потому, что она прикрывала мою спину.
— Мёрф…
— Нет, — прервала она меня, ее тон был явно спокойнее и уравновешеннее того, что творилось у нее внутри. — Я действительно хотела бы знать, Дрезден. Я плачу тебе из своего собственного кармана, когда город не желает тратиться. Остальная часть отдела добавляет в копилку все деньги, которые они могут сэкономить, чтобы заплатить тебе, когда ты действительно нам нужен. Или ты думаешь, что я должна клепать гамбургеры по ночам, чтобы оплатить твой гонорар?
— Адские колокола,[7] Мёрф, — сказал я. — Я ведь не о деньгах. Я никогда не имею в виду деньги.
Она пожала плечами.
— Тогда о чем этот скулеж?
Я задумался на секунду и ответил.
— Чтобы делать свою работу, ты не обязана плясать вокруг всех требований альпинистов, которые лезут по служебной лестнице.
— Нет, — сказала она откровенно. — В разумном мире не обязана. Но если ты не заметил, у того мира совсем другой междугородный код. Ты со своими Стражами должен бы это знать.
— Фи, — сказал я. — И туше.[8]
Она слабо улыбнулась.
— Это не радует, но так уж оно есть. Ты закончил ныть?
— К черту все, — ответил я. — Пошли работать.
Мёрфи резко повернулась к забитому щебнем переулку между поврежденным зданием и соседним, и мы двинулись, перебираясь, где надо, через завалы кирпичей и обломки досок.
Мы прошли совсем немного, когда зловоние серы резко ударило мне в нос, перебивая запах распотрошенного жилого дома. Так может пахнуть только одна вещь.
— Дерьмо, — пробормотал я.
— Точно. Знакомый запах, — сказала Мёрфи. — Как на задворках крепости, — она поглядела на меня. — И … когда-то мне случалось такое нюхать.
Я бросил делать вид, что не замечаю ее взгляда.
— Да. Это Адский огонь, — ответил я.
— Дальше запах сильнее, — сказала Мёрфи спокойно. — Пошли.
