— Не знаю, — ответил я и, наверное, очень покраснел, потому что мне сразу стало жарко, хоть было жарко и до этого.
— Сколько бананов тебе свесить?
— А мне не нужны бананы.
— Так зачем же ты стоял в очереди?
— Так просто.
— Ты бы лучше уроки делал! — сказала тетя Шура.
— До свиданья, — ответил я и отошел от прилавка. Вот дурак!
Но потом опять вернулся и сказал:
— Тетя Шура, я чуть не забыл… Вы только не волнуйтесь… Виталькиному дедушке стало плохо. Он сейчас на бульваре, а меня за вами послали.
Все-таки хорошо я сделал, что постепенно ее подготовил. С тетей Шурой ничего особенного не случилось, она только заахала, заметушилась и пошла со мной.
Сначала мы просто шли, потом побежали…
— А знаете, тетя Шура, — сказал я на бегу, — у вашей мамы сейчас обморок.
— Как обморок? — спросила тетя Шура и остановилась.
— Да так. Я ей только сказал, что Виталька покалечился, а она…
Тетя Шура побледнела, зашаталась и прислонилась к фонарному столбу.
Я сразу понял, что мне придется бежать за Виталькиным отцом… Но тетя Шура молодец! Она быстро взяла себя в руки, стала обо всем расспрашивать и, когда я ей все рассказал, сразу успокоилась и позвонила по автомату в «Скорую помощь».
Виталькиного дедушки на бульваре не было. Пенсионеры сказали, что он принял валидол и побежал домой.
А когда мы пришли к Витальке, там уже все были в сборе: и дедушка, и бабушка, и Виталька, и два врача из двух «скорых помощей». Одну вызвали мы с тетей Шурой, а вторую по дороге домой вызвал Виталькин дедушка.
Без намеков
Виктор Кузнецкий — бессменный редактор нашей стенгазеты «За сокращенные штаты». Амбиция у него невероятная и, так сказать, обратно пропорциональная амуниции. Однако есть у Кузнецкого и одна редкая способность: он умеет любую самую простую ситуацию превратить в безвыходное положение, а потом из этого положения найти неожиданный выход.
Недавно Кузнецкий заглянул к нам в конструкторское бюро и знаками вызвал меня в коридор.
— Ну даешь! — сказал он, хлопая меня по плечу и восторженно тряся головой.
— Ты о чем?
— О твоем рассказе. Хороший рассказ, толковый! Пойдем покурим.
Мы прошли в конец коридора, вышли на лестничную площадку и, усевшись на подоконник, закурили. Я вообще-то не курю. Но не так часто хвалят мои рассказы, и я надеялся услышать что-нибудь приятное.
— Нужный рассказ и смешной, — сказал Витя, поблескивая очками. — Он будет украшением нашей стенгазеты! Только имя героя лучше все-таки изменить…
— Почему? Обычное имя — Семен Семеныч.
— Конечно, обычное. Но все подумают, что ты имеешь в виду Степан Степаныча.
— При чем здесь Степан Степаныч? — искренне удивился я. — Ведь рассказ о том, что Семен Семеныч увлекается хоккеем в рабочее время. А всем известно, что наш Степан Степаныч ни разу не был на стадионе и не может отличить хоккея от футбола.
— Вот видишь, — легко согласился Кузнецкий, — так зачем тебе нужно, чтобы кто- нибудь истолковал твой рассказ как-нибудь не так? Ты только не подумай, будто я заступаюсь за Степан Степаныча, потому что он наш директор…
— Да поверь, я вовсе не имел его в виду.
— Верю. Но ведь твое произведение буду читать не только я. Нет, нет, имя-отчество необходимо изменить.
— Пожалуйста, я могу превратить Семен Семеныча в Иван Иваныча.
— Степан Степаныч, Иван Иваныч… — медленно проговорил Витя, как бы прислушиваясь. — Нет! Все равно напрашиваются ненужные аналогии.
— Хорошо, пусть героя зовут Пантелеймон Казимирович.
— Уже лучше. Но все-таки многие догадаются.
— О чем догадаются? — закричал я.
— Старик, ну зачем ты так со мной разговариваешь? — обиделся Кузнецкий. — Ты же сам знаешь, что мне твой рассказ нравится и я тебе желаю добра. Ты сам говоришь, что не имел в виду Степан Степаныча. Значит, следует сделать так, чтобы это было ясно.
— Каким образом?
— Надо подумать. Беда, понимаешь, в том, что Степанович и Казимирович одинаково кончаются на «ич»…
— В русском языке все отчества имеют окончание «ич».
— Почему все? А Вера Михайловна, например?
— Но Вера Михайловна женщина…
— Ну и что?
— А действительно, что, если героем рассказа будет не Семен Семеныч, а женщина — Аглая Тихоновна? — предложил я.
— Это идея! — оживился Кузнецкий, но тут же снова задумался. — Нет, с женским именем еще обидней для шефа получается…
Итак, Виктор Кузнецкий сделал свое дело: положение стало безвыходным.
— А может, превратить рассказ в басню, — робко предложил я. — Один Медведь любил хоккей…
— Шито белыми нитками! Неужели ты думаешь, никто не догадается, кого ты называешь Медведем? Ты уж лучше прямо напиши — Степан Степаныч! — Вдруг Кузнецкий обрадованно засмеялся и соскочил с подоконника. — Слушай, а что, если вправду назвать твоего героя Степан Степанычем? А?
— Как? — не понял я.
— А вот так: Степан Степаныч!
— Но…
— Никаких «но»! Это замечательный выход! Ведь никто не подумает, что ты решился в открытую писать про нашего Степан Степаныча. Без намеков, без всяких там басен, впрямую называя его полным именем. И всем будет ясно, что если бы ты имел в виду нашего Степан Степаныча, то назвал бы его Семен Семенычем, Пантелеймоном Казимировичем или Аглаей Тихоновной. Это азбучная истина. Положись на меня.
Я положился, назвал героя Степан Степанычем, и рассказ поместили в стенгазету. Кузнецкий все-таки нашел выход из безвыходного положения!
