поспешил к родным воротам.
Наверху ворот все еще стоял родовой герб «Три зимних друга» — бамбук, зимняя слива и сосна, олицетворявшие отпор тяготам сурового климата провинции Чингдао: слива цветет, когда земля еще покрыта льдом; сосна растет на бесплодной почве, прилепившись к кручам утесов; а бамбук остается зеленым круглый год, несмотря на холода и тяжесть снега. Сензаки-Сунг был уверен — для него наступало время выпрямиться как весеннему бамбуку и не сгибаться более под грузом испытаний. Во все западни, в которые он попадал, он попадал не по своей воле. Это были путы, освобождение от которых не могло принести радости, ибо не он их на себя наложил. Теперь нужно было стать господином самому себе.
Сквозь свежеокрашенную ограду он видел на крыльце маленькую обезьянку, занятую каким-то плодом. Когда Сензаки затворил за собой ворота, она быстро взглянула на него, смешно жестикулируя, открыла рот и, взяв за руку, повела за дом. Около колодца стояла девушка, набирая воду. Услышав крики обезьянки, она спросила, не оборачиваясь:
— Что случилось, Кики? Ищешь компанию?
В ответ на это обезьянка, словно оскорбившись, начала бить длинными руками о землю, поднимая клубы пыли. Когда Сензаки засмеялся, девушка вздрогнула и быстро обернулась. Сензаки попытался что-то сказать, но поперхнулся пылью и закашлялся. Не понимая, что происходит, девушка смущенно улыбнулась, а потом громко рассмеялась. Она схватила чашку с края колодца, зачерпнула из ведра воды и поднесла ко рту гостя, который пытался отдышаться. Сензаки отряхнул одежду и обратился к девушке.
— Я — Сунг Шан, вернувшийся в свой дом, и я настолько свободен, что смеюсь уже во дворе.
Девушка ненадолго задумалась, словно вспоминала свое настоящее имя.
— Я — Чиё, я слежу за порядком в доме твоей семьи. Старейшина Кунг разрешил мне и жить здесь. Теперь, раз ты вернулся, я найду себе другое место.
— Не надо спешить. Останься еще на некоторое время, а потом посмотрим, что делать. Сейчас ты могла бы показать мне дом, будто я — покупатель, а ты — хозяин, который неохотно с ним расстается.
Девушка кивнула и попросила его немного подождать на скамейке во дворе. Чиё приняла игру. Она появилась перед Сензаки одетой в желтое праздничное кимоно, с волосами, расчесанными и уложенными в высокую прическу, в белых носках, поверх которых были надеты соломенные сандалии. Она выглядела столь изменившейся, что Сензаки в первый момент подумал, что перед ним другой человек. Чиё была стройна и хорошо сложена. Осознавая произведенное ею впечатление, она вела себя сдержанно, без лишнего кокетства. Сензаки улыбнулся, а Чиё, поклонившись, жестом пригласила его войти.
Дом был обставлен так, словно его и не покидали. Все вещи, присланные из Японии после смерти отца, были на своих старых местах. Даже отцовская сабля, подарок китайского императора царствующей династии в благодарность за совершенные дела, стояла в гостиной на деревянной подставке, отделанной золотом. Сензаки провел по ней рукой, но не снял с подставки.
— Всю свою жизнь до сего дня я посвятил этому оружию, но мои руки больше его не коснутся.
Голос, который это произнес, словно и не принадлежал Сензаки. Он и сам изумился резкости слов, которые показались ему данным обетом.
Когда после завершенного осмотра они сели на галерее, Сензаки обратился к ней:
— Спасибо тебе. Будь я действительно покупателем, я бы разрывался между восхищением этим домом и печалью из-за столь сильной привязанности хозяйки к нему. Тяжело было бы принять правильное решение.
Он спросил себя, был ли у нее когда-нибудь свой дом, который она любила бы так, как этот. Чиё засмеялась:
— Просто я чувствую, что тебе пришлось много перенести. А раз ты решил, что поселишься в своем доме, кто-то должен тебе его показать таким. Было бы хуже, если б ты отказался от него, не вспомнив все хорошее, что тебя с ним связывало.
— Но по твоему поведению я понял, что и тебе этот дом нравится. Разве я не прав?
— Ты прав. Но даже такого дома недостаточно для счастья! Я знала многих людей, для которых ничего не значило иметь все, потому что они думали, что всегда есть большее, и страдали из-за этого. Они были несчастливы, так как искали это большее вне себя.
Сензаки ничего не ответил на слова Чиё. Он с любопытством смотрел на нее. Никогда прежде он и представить себе не мог, что девушка, которую он случайно встретит на пороге своего дома, напомнит ему о важных истинах, потерянных где-то в пути, много лет назад.
X
Неожиданная встреча с роси сильно меня смутила. Она произошла как раз тогда, когда я уже не видел оправдания своему пребыванию в Дабу-дзи. Теперь за какой-то миг все изменилось. Учитель потребовал решения, которого у меня не было. Сказал, чтобы я пришел, когда захочу, а значит, велел сделать это немедленно. Может быть, он хотел совместить свое приказание с моим желанием наконец его увидеть? А еще эти его слова о моем медитировании на ходу!
В тот день я должен был колоть после обеда дрова для монастырской кухни. Взволнованный встречей с роси, я заметил, что впервые во время работы меня не угнетали тяжелые мысли. Вместе с тем работа давалась мне легче, чем обычно. Я не переставал размышлять.
— Цао, сегодня ты встретился с учителем. Видишь, и такое случается!
Это был дайси Тэцудзиро. По обыкновению, он сказал то, что хотел, и проследовал дальше. Вот и он туда же! Можно подумать, что они в сговоре — и Тэцудзиро, и роси, и все остальные. Хотя если им ведомо одно и то же знание, тогда так и есть. Вот и моя первая улыбка! Когда дайси обернулся, мне показалось, что и он усмехается.
Для моего первого правильного осознания места, куда я пришел, больше сделала эта улыбка, чем все предыдущие попытки трудом достичь первой ступени. Ибо когда я предположил, что все кругом в сговоре, я, конечно же, поначалу имел в виду сговор в обыкновенном понимании. Но поразмыслив, пришел к выводу, что сговор, царивший здесь, имел совершенно другую природу: на слова и поступки откликались глубоко продуманным способом, созданным очень давно. Сговор здесь не означал что-то плохое.
Когда наступил вечер и все унсуи ушли отдыхать, я вышел на галерею. Поглядел на небо — оно было совершенно чистым. Когда я посмотрел внимательнее, то увидел, что на нем нет ни единой звезды. Никогда прежде мне не приходилось смотреть на ясное небо без звезд. Я даже не был уверен, что такое возможно. Мне хотелось их дождаться. Они запаздывали.
Я расстелил свой футон, уселся в положение дзадзен и ждал без нетерпения. Именно тогда мне впервые сделалось легко и спокойно.
После утреннего чтения сутры мы, несколько учеников, сидели на татами перед комнатой роси в ожидании своей очереди для разговора с учителем. Я не слышал ответ унсуи на вопрос роси. Тот, очевидно, был недоволен, потому что ученик получил сильный удар по щеке.
