страницы, предназначенной для взрослых, объяснялось, что этот зет-образный путь учит ребенка правильно скользить взглядом по тексту во время чтения – прочитывать одну строчку, подражать зигзагообразному движению каретки, возвращаясь к началу следующей, и продолжать чтение. Это упражнение лишь слегка раздосадовало меня, потому что зигзаг был похож на пунктир, отпечатанный поверх перфорации на купонах, и по природе своей красив, хотя соединял мальчишку и пса. Позднее я узнал об индейцах штата Нью-Йорк, о строительстве канала Эри, о Гарриет Табман, о Джордже Вашингтоне Карвере и Сюзан Б. Энтони, – но почему я до сих пор, спустя столько лет после окончания школы, не имею четкого представления о том, как делается перфорация на купоне или рулоне туалетной бумаги? Мои догадки жалки! С помощью круглых ножей для пиццы с алмазными лезвиями? По циркониевым лекалам, к которым опасно даже прикасаться, оставляющим на бумаге брайлевские бугорки? Почему портреты пионера перфорации не высекают на фасадах библиотек рядом с Локком, Франклином и стандартным комплектом французских энциклопедистов? Им бы такое соседство пришлось по душе! Они бы посвятили искусству перфорации целую страницу, иллюстрированную изысканными гравюрами с подписями «Рис.1» и «Рис.2».
31
Точь-в-точь такой, как в те времена, когда мама разрешала мне покупать для нее пачки «Кента» в автомате, стоящем в цокольном этаже конторы, где работал отец, когда под героические звуки валторн ковбой Мальборо преодолевал показанные с высоты птичьего полета просторы Дикого Запада, а другой герой рекламы проводил экскурсию по увеличенному минималистскому интерьеру сигаретного окурка (кажется, «Тру», или другой односложной марки), вооружившись школьной указкой, показывал телезрителю особенности запатентованной доктором Калигарян системы фильтров – разработанной женщиной- гинекологом и предназначенной для того, чтобы самые вредные смолы, содержащиеся в сигаретном дыму, оседали на неровных поверхностях фильтров.
32
Если не ошибаюсь, на панелях более поздних разновидностей этой модели, которые я встречал повсюду, чрезмерно утонченную кофейную чашечку заменили вместительной и уютной коричневой керамической кружкой, поскольку чашки с блюдцами стали для нас чужеродными предметами, которые выносили, позвякивая, в неловкой тишине, на подносах, только в конце чинных званых ужинов (этому выносу предшествовал звон кастрюль на кухне, где лихорадочно искали поднос). Разномастные кружки в конце концов победили – полагаю, просто потому, что вмещали больше бодрящего напитка, а широкие ручки позволяли брать их, как угодно, например, обхватив ручку двумя, а то и тремя пальцами (в отверстие ручки кофейной чашки пролезал только один); очень часто один палец просовывали в ручку, а большим и остальными обхватывали туловище кружки, или обнимали ее обеими ладонями, вообще не пользуясь ручкой, – этим приемом пользуются актрисы, играя людей, ведущих житейские беседы за кухонным столом. Чашка вынуждает держать руку чопорно и неестественно и даже вызывает боль в суставе среднего пальца, на который обычно опирается ручка или карандаш, из-за слишком большого расстояния между ручкой чашки и точкой приложения основного веса налитой в нее жидкости. Кроме того, кружки, подобно автомобильным бамперам и майкам, стали предметами, с помощью которых люди заявляют о своих пристрастиях, именах, увлечениях, героях, вкусах в сфере изобразительного искусства. Как правило, новая кружка появляется в доме в единственном экземпляре – в отличие от целого куста одинаковых чашек, развешанных на крючках белой подставки для посуды от компании «Раббермэйд», поэтому к каждой кружке привязываешься, как к личности, и даже даешь наименее любимым шанс хотя бы изредка становиться вместилищем для кофе: к некрасивым кружкам испытываешь те же чувства, что и к книгам в скверных переплетах, но с любимым содержанием, начинаешь ценить их именно за легкий налет уродства и нелепости. Сейчас, за полчаса до выхода на работу, позавчерашняя кружка стоит у меня на подоконнике: очень симпатичная, белая, цилиндрическая, эта скромная кружка сделана лос-анжелесской компанией «Тренд Пасифик» примерно в 1982 году и украшена рисунком из тридцати одинаковых кухонных миксеров 50-х годов, с круглыми вилками электрических шнуров: хотел бы я спросить даровитых провидцев из «Тренд Пасифик», зачем им понадобилось дожидаться, когда вилки бытовых приборов вместо круглых станут квадратными, а миксеры,
33
Односложное «о-оп» для среднестатистических мужчин – обычное дело; по моему наблюдению, в два слога – «оп-па» – это слово чаще произносят женщины, гомики, мужчины, разговаривающие с женщинами и детьми, хотя исключений на этот счет так много, что напрасно я вообще завел об этом разговор.
34
Бесстыдство и откровенность поведения моих коллег-мужчин в кабинках туалета стала для меня неожиданным и неприятным сюрпризом. Отчасти я восхищался их простотой – может, лет через пятнадцать и я буду просиживать в офисных туалетах минут по двадцать, производя звуки, которые, по моему нынешнему разумению, можно простить только больным острым гриппом или бродягам в кабинках туалетов публичных библиотек. Но покамест я стараюсь не задерживаться в кабинках ни одной лишней минуты, мне неловко читать страницы спортивного раздела, оставленные предыдущим посетителем, неприятно касаться нагретого им сиденья. Однажды, запершись в туалете, я невольно прервал разговор старшего менеджера с важным посетителем оглушительным, грубым пердежем, похожим на дробь бонго. На мгновение собеседники умолкли, а потом преспокойно возобновили разговор:
– О, это очень способная сотрудница, я ничуть в этом не сомневаюсь.
– Прямо как губка – впитывает информацию везде, где только можно.
– Вот-вот! Упорная, в том-то и дело. Крепкий орешек, голыми руками не возьмешь.
– Для нас она настоящая находка, – и т.п.
К сожалению, карикатурное вмешательство моего пердежа насмешило меня, я сидел, сдерживал во рту смешок и от натуги снова пукнул. И беззвучно хватил себя кулаком по колену, жмурясь и багровея от