многие годы. Розалин чувствовала, как опасность подбирается к ней, но, осмотревшись, ничего не увидела. Опасность была внутри нее.
Лондон и Роджер — вот все, что ей было сейчас нужно. Очень нужно!
4
Конечно же Скотт знал, что приглашать Розалин лететь вместе с собой в Лондон было ошибкой. То, что начиналось как стремление вытащить Розалин Паркер из Лондона туда, где ей место, хотя бы на время, сменилось легким любопытством, желанием узнать побольше об этой сдержанной, деловой особе, некогда бывшей его соседкой.
Теперь Скотт был настроен не менее решительно. Откровенно говоря, он не видел ничего, что могло бы изменить его мнение о Розалин, но почему-то любопытство все больше охватывало его…
Скотт приехал домой, обеспокоенный тем, что не может не думать об этой женщине. Хуже всего было то, что он действительно не понимал, почему она не выходит у него из ума. Он вовсе не лгал, когда говорил, что его не привлекают особы, подобные ей. Он уже обжегся один раз и с тех пор старался держаться подальше от женщин, делающих карьеру. Это не означало, что его отныне привлекали лишь пустоголовые вертихвостки. Однако Скотт вынужден был признать, что его последние подружки, как бы ни были они приятны в общении, к труду умственному никакого отношения не имели.
Не включая света, Скотт поднялся по ступеням. По прежнему опыту он знал, что женщины никогда не занимали много места в его мыслях. Всегда главенствовала работа. Это не так волновало воображение, но было достаточно увлекательно.
Странно, что сейчас он уделял столько времени размышлениям о Розалин Паркер, поскольку ее общество не сулило обычного отдохновения. Всегдашняя непринужденность начала оставлять Скотта с той минуты, когда он увидел ее. А все его старания выглядеть обаятельным были встречены с неприятием.
Он разделся на ходу, бросая вещи как попало. Эту привычку искореняла его бывшая жена, но он вернулся к ней, едва за Ребеккой захлопнулась дверь. Приняв душ, он в одних трусах забрался под одеяло.
Вообще-то Скотт собирался перед сном заняться счетами, которые Майк, управляющий имением, оставил для него на столе. Но понял, что не сможет сосредоточиться ни на чем, пока начисто не выкинет из памяти Розалин Паркер.
Он лежал на кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Возможно, если бы Скотт подумал о бывшей жене, то смог бы найти несколько полезных сравнений с Розалин, чтобы избавиться от нежеланных образов.
Одной мысли о Ребекке было достаточно, чтобы прийти в отвратительное настроение. Скотт не мог вспомнить, что же хорошего было в их жизни, хотя знал, что что-то должно было быть, иначе о женитьбе и речь бы не зашла. Дело заключалось в том, что плохое случалось значительно чаще. И в основном это было связано с тем, что Ребекка была всецело поглощена своей карьерой, словно у нее отсутствовал своеобразный выключатель — устройство, позволяющее большинству людей забывать о работе, едва за ними закроется дверь их конторы.
— А ты, Розалин Паркер, — громко сказал Скотт в потолок, — точно такая же!
Нет, еще хуже, пожалуй, подумал он. Врачи особенно славятся тем, что никогда не могут отключаться. Вероятно, лишь крохотная часть ее сознания занята тем, что не имеет отношения к работе. Он со злорадным смешком представил Розалин и Роджера, занятых обсуждением симптомов болезней. О чем же еще разговаривают врачи перед сном, лежа каждый на своей половине кровати!
Розалин, вероятно, уже забыла — если и знала когда-то, — об искусстве получать удовольствие. Удовольствие ради самого удовольствия. В общем, скучная личность. Не столь беспросветно скучная, как Ребекка, потому что медицина, по меньшей мере, предполагает сочувствие, но все равно скучная.
Скучная и эгоистичная. Скотта удивило, почему старый доктор Паркер так не хотел, чтобы его единственная дочь приехала, когда его хватил удар. Он предполагал, что их отношениям недоставало тепла, но это нисколько не оправдывало в его глазах Розалин, пренебрегающую дочерним долгом все последние годы. Скотт с неудовольствием припомнил, что заставил ее остаться едва ли не под дулом пистолета. И даже сейчас, согласившись пробыть здесь какое-то время, она торопится хоть на день уехать. Какой бы ни была внешняя упаковка, все деловые женщины по сути одинаковы — они свихнулись на своей работе.
И тем не менее несколько последующих дней мысли о Розалин Паркер посещали его в самые неподходящие моменты.
Когда один из его сотрудников после обычной встречи с клиентом спросил: «С тобой все в порядке, Скотт? Ты выглядишь странно», — он неожиданно сорвался. Ему всегда удавалось сдерживать свои эмоции — зачем кричать, если того же самого можно добиться тихим голосом?
— Наверное, это из-за погоды, Дилан, — пробормотал он в свое оправдание. — Может быть, я простудился.
Дилан посмотрел на него с облегчением.
— Слава Богу! А то в какой-то момент мне показалось, что ты утратил интерес к сделке.
— Ни в коем случае! — с преувеличенной живостью возразил Скотт.
Они вышли из комнаты для совещаний, и он постарался припомнить, как шли переговоры. Скотт знал, что убедил клиента, но не помнил как. Возможно, действовал автоматически.
— Может, тебе лучше полежать в постели пару дней? — посоветовал Дилан, задерживаясь возле выхода из офиса. — Пусть эта зараза пройдет. А Лондон подождет.
Лондон? Подождет? Скотт с огорчением вспомнил, что ему предстоит этот чертов полет с этой чертовой бабой, и от этого настроение у него испортилось еще больше. Он заставил себя улыбнуться.
— Ты излишне беспокоишься, Дилан. А это признак старости.
Дилан был всего на четыре года старше Скотта, но небольшая разница в возрасте служила поводом для добродушного подшучивания друг над другом.
— Но раз уж ты летишь, — ответил тот, усмехнувшись, — то не перенапрягайся. Никакого вина, никаких женщин, никаких развлечений.
— Ну не знаю, — покачал головой Скотт, вспомнив длинные, светлые волосы и удивительно правильные черты лица. — Вино, женщины и развлечения — это лучшее лекарство против надвигающейся болезни.
Дилан был счастливо женат, имел троих детей. Но тем не менее с тоской узнавал об очередных успехах Скотта у представительниц прекрасного пола, словно судьба его чем-то обделила.
Позже, в тот же вечер, Скотт понял, что тоже завидует своему помощнику. Например, постоянству его супружеских отношений. Скотт считал, что избавился от иллюзий относительно брака. Однако теперь задумался, каково это — быть счастливо женатым, защищенным от множества мелких домашних забот, досаждавших ему порой.
Пора взять себя в руки, решил Скотт. Избавиться от эмоциональных терзаний подростка. Когда утром он увидит Розалин, то поймет, что любопытство его удовлетворено. Она для него полностью прочитанная книга. Тем более что у нее есть кто-то другой, весьма ей подходящий.
Скотт позволил себе усмехнуться собственной глупости. Возможно, его женское окружение в последнее время было слишком однообразно. Избыток внешнего блеска привел к тому, что появление женщины, отличной от остальных, вызвало у него такой же интерес, как у ученого — открытие новой формы жизни…
Но едва ли он сам заинтересовал ее. Эта мысль пришла утром, когда Скотт одевался. Он перестал завязывать галстук и посмотрел в зеркало. Что ж, подумал он, в конце концов, выигрыш невелик, проигрыш — тоже. Эта женщина не имеет для меня никакого значения, так что нет смысла бороться за то, чтобы внести ее имя в список моих побед.
Это верно, он поцеловал ее после обеда, но только вроде как на прощание. Скотт вспомнил свои ощущения после прикосновения своих губ к ее и поспешил поскорее одеться…
Когда незадолго до семи он заехал за Розалин, она была готова и ждала его. Волосы туго стянуты
