Но когда отец стоял вот так рядом и обнимал ее, вонзая свою щетину в ее макушку, Саша не могла на него сердиться. Ей было очень тепло и радостно где-то внутри, вот только почему-то немного хотелось плакать. Как в детстве, когда папа брал ее на руки, если Саша сильно ушибалась, обдирала локти или коленки. И те слезы казались сейчас сладкими, а не солеными. Вдруг отец отстранился. Начал озираться по сторонам, пытаясь понять, куда же они забрели. Улочки разбегались в разные стороны: узкие, щербатые, снежные.
– Сашка, сколько времени? – Папа всерьез заволновался.
А над Истрой уже стелились сумерки; окутывая купола монастыря, они ложились на колючий лес, стекали в овраг и потихоньку крались между городскими домами. Саша по привычке задрала рукав над левой кистью. Запястье было свободно.
– Ах, да! У меня же часы сломались! – воскликнула Саша. – Не знаю, сколько натикало.
– Когда сломались? – нахмурился папа. – Уронила или стукнула?
– Недавно. Сами по себе сломались, – оправдывалась Саша. – Остановились и все тут.
Папа недоверчиво покачал головой.
– Ладно, купим тебе новые. – Он усмехнулся. – А пока будь счастливой!
– Что? – удивилась Саша.
– Счастливые часов не наблюдают, – пояснил папа. – А вот мне уже пора: мама в Москве заждалась. Поворачиваем к дому.
И они свернули с пути. Обратная дорога показалась Саше совсем короткой: хоть бы чуть-чуть ее растянуть. Чтобы успеть сказать что-то важное. Но что именно, Саша точно не знала. Слова вертелись на языке, но будто примерзли к нему: никак не хотели соскакивать. Да и папа больше ни о чем не спрашивал, ничего не рассказывал. И взгляд его будто был устремлен куда-то внутрь. Папа строил какие-то планы, быть может – решал, по какой дороге ехать в Москву – по Волоколамке или по Риге. Или же вспоминал список продуктов, которые мама заказала ему купить. Вот только Саши в этих мыслях уже не было. Не было там и пылкой юности, загадочности, шутливого задора. И Саше снова стало очень-очень грустно…
Сразу после прогулки папа уехал в Москву. Поскреб на прощанье Сашу колючками по щеке, приобнял и, кажется, даже хотел что-то сказать или спросить. Застыл перед дочерью, вглядываясь в лицо, а потом махнул рукой и запрыгнул в машину. Ему никогда не давались разговоры по душам. Иногда казалось, что вся жизнь для него – лишь чья-то длинная шутка. Саша смотрела вслед отъезжающему автомобилю и ничуточки не жалела, что отправила родителей в Индию одних.
– Счастливого пути, – шепнула она, отвернулась и вбежала на крыльцо.
Бабушка прилегла на часок отдохнуть, а дядя Миша успел снова улететь куда-то по своим делам. Дом будто бы замер, сонно переваривая минуты. Саша была предоставлена самой себе и даже радовалась тому, что у нее появилось время еще раз все хорошенько обдумать. Она тихонько бродила по комнатам, пропитываясь их запахами. Поскрипывали половицы под ее ногами, щелкал маятник настенных часов, трещали дрова в печи. Здесь все осталось как в детстве, только словно уменьшилось со временем. Чтобы достать конфеты с верхней полки серванта, уже не надо было подставлять табурет. Саша развернула «Батончик» – любимую конфету бабушки, и засунула за щеку. Этот мир был таким привычным и дорогим, что разрушить его вопросами о семейных тайнах оказалось не так уж и просто. Саша старалась подобрать нужные слова, много раз прокручивая в голове разговор с бабушкой или Мишей. Но вопросы напрыгивали один на другой, а междометия сыпались настоящим снегопадом. Обуздать свои эмоции и подобрать нужный тон никак не получалось. А еще страшнее было представить, что она раскроет все свои карты, вывернет душу, а в ответ услышит тишину. Вдруг бабушка не захочет говорить на эту тему? Что, если они с мамой заодно? Тогда вместо ответов Саша получит лишь новую обиду и боль. А Миша, как назло, стал теперь совсем неуловимым, его занимали какие-то свои взрослые дела, и не было времени на докучливую племянницу. Нет, видимо, для начала ей придется разбираться во всем в одиночку. И самой попытаться нащупать истину. Саша развернула второй «Батончик», чтобы как-то подсластить себе жизнь. Перед Новым годом так хотелось отпустить все заботы и проблемы, забыть обиды и хоть немного порадоваться елочным игрушкам, подаркам, салютам и фейерверкам…
Саша выглянула в окно – в дальнем углу участка росла елочка, точнее это была уже довольно высокая ель, на полметра раскинувшая свои присыпанные снегом пушистые ветви. Когда-то ее, совсем еще маленькой, Миша выкопал в лесу, а затем посадил около дома, чтобы украшать на каждый Новый год. Саша прекрасно помнила тот день, когда они всей семьей пересаживали деревце – оно казалось беззащитным и хрупким, несмотря на все свои иголки. Для елки выкопали глубокую яму и заполнили ее водой и мягкой землей.
– Зачем такой маленькой елке столько места вокруг? – суетилась тогда Саша. – Сажайте ближе к забору!
– Сашка, ты ничего не понимаешь! – пыхтел Миша. – Елка же вырастет о-го-го какая! Нам в школе на уроке природоведения рассказывали, как пересаживать деревья. Так что не учи ученого!
И Саша доверилась старшим. Возле свежепосаженной елки воткнули толстую палку и повязали на нее яркую тряпицу.
– Это чтобы нам не потерять место, куда мы посадили елочку, – объясняла мама удивленной Саше. – Трава вокруг высокая вымахает, можем не заметить деревце и ненароком скосить…
Елочка и правда была ниже высокой травы – по пояс пятилетней Саше. Всю весну, лето и осень они охраняли деревце, наблюдая за его ростом. И в первый же Новый год водрузили на эту малышку звезду. Саша до сих пор помнила эту хрупкую елочку, гнущуюся под тяжестью большой красной звезды.
Сейчас ель вымахала уже довольно высокая, разлапистая. Только смотрелась как-то одиноко и грустно без ярких игрушек. Не раздумывая, Саша ринулась к комоду и достала из глубины старую картонную коробку – дно ее устилала вата, сверху лежал серебристый «дождь», под ним же прятались стеклянные шары и куколки на прищепках. Игрушки, знакомые с детства: некоторые из них были сделаны руками бабушки, мамы или самой Саши. Эту коробку сокровищ всегда доставали перед самым Новым годом, и каждый хотел повесить как можно больше украшений. Сейчас, когда Миша и Саша выросли, эти игрушки так и остались лежать в дальнем ящике, хотя праздник был уже на носу. Наспех одевшись, Саша вытащила коробку во двор, подошла к елке, которая была теперь с нее ростом, и стала доставать игрушку за игрушкой. Шары сверкали в вечернем свете фонарей, зайцы с барабанами и шуты в колпаках рассаживались по веткам, как зрители в зале, вдыхая зиму в стеклянные души. И Саше казалось, что детство трепещет под ее пальцами, колет сочными иглами.
– Елку наряжаешь? Умница! – Накинув свою старенькую шубу, из дома вышла сонно потирающая глаза бабушка. – А я просыпаюсь, кричу – никто не откликается. Оказывается, вот ты где. Давай помогу!
И бабушка тоже стала нанизывать игрушки на пушистые ветки.
– Зеленый шар мой! – крича, влетел в калитку Миша. – Зеленый шар не трогать!
И снова, как в детстве, они с Сашей начали спорить, кому какую игрушку вешать.
– Дурачье вы мое! – смеялась бабушка, обнимая их.
Самой последней на елку водрузили ту самую красную звезду. Теперь она горела над их головами – высоко, величаво. И Саша вновь почувствовала себя совсем еще маленькой…
Глава седьмая
Когда старое становится Новым
– Саша!
Тишина.
– Саша!
Тишина.
Бабушка заглянула комнату – никого. За окном, схваченным морозным узором, мелькнула тень, а потом к стеклу прижалась ладонь в шерстяной варежке. Дом только просыпался, но Саша, накинув старую
