У подножья холма трудились люди. Они поднимали пыль, ковыряя землю мотыгами и выбеленные этой пылью, то и дело искали спасения с подветренной стороны. «Что они там делают? – подумал Виштар, забыв о болезни. – Это – тритсы. Если это тритсы, то они всегда найдут себе работу. Нет, это не тритсы,» – решил Виштар. Он поднялся с камня и пошёл вниз. Перекатыш посыпался под его ногами, приведя в движение непрочный настил склона. Крепкие ноги Виштара врезались в текучий камушник. Воина опылило белёсым дымом двинувшегося вниз каменного свала. Виштар вздохнул, насколько ему позволила грудь, и уверенно зашагал вперед.
Люди, трудившиеся внизу, заметили седобородого великана, шагавшего по склону не сгибая коленей. Его косматая грива, тяжёлые, рельефные руки, скрывавшие нечеловеческую силу, и могучая стать невольно привлекали внимание к идущему. Сбиваемые его тяжёлым шагом камневые посыпи ручьями текли вниз.
Старший среди работавших поспешил выступить навстречу Виштару.
– Слава тебе, подобный великому Сурье! – бодро приветствовал воина ещё издали торопливый человек из этих неутомимых копателей горы.
– А-а, – признал его Виштар, – это ты, Птави. Будь и ты славен. Что ты хочешь сделать с этой горой? Чем она тебе помешала?
Птави вытер руки о передник и по-хозяйски уверенно и деловито стал объяснять о добыче извести, о намыве известковой гущи, необходимом для грунтовки шкур. Виштар глуповато кивал, посматривая на молодых, трудолюбивых вайшей, стройных, как гладкотелые взростки тисовых деревьев.
– У Марджи шкуры ломкие, – продолжал Птави, – совсем ломкие.
Он захихикал и покачал головой:
– У Марджи шкуры пересыхают и с них осыпается известь вместе с пропиткой. Такую шкуру можно руками разорвать.
– Руками можно разорвать любую шкуру, – возразил Виштар.
Птави посмотрел на тяжёлые руки воина и решил не спорить.
– В первой извести много солей. Слишком много, – пояснил Птави, – соль нужно вымывать. Его молодые работники, задыхаясь в пыли, старательно выскребали из горы белозём.
– Ладно, – промычал Виштар. Он попытался вдохнуть, но поперхнулся воздухом и шумно вынес его обратно. На сухом лбу воина вздулась тугая вена.
– Ты что? – насторожился Птави.
– Так, ерунда. Копай свою землю.
Виштар отвернулся, стирая рукой заслюнявшиеся губы.
– Вот что, – сказал он негромко, – сделай для меня мягкую подстилку из шкурки молочного козлёнка.
– Ждёшь прибавления семейства?
Виштар замялся, ответил неохотно:
– Пожалуй.
– И когда? То есть я спрашиваю, когда сделать?
– Может, через месяц. Или через два. Думаю, что не позже.
– Конечно, сделаю. Ты же знаешь, у Птави лучшая меховина во всём Амаравати. Все «великие» носят мои меховины.
Он хотел ещё что-то добавить, но Виштар не стал его слушать и отправился прочь.
Был чудесный вечер, наполненный пряным надушьем трав. Над лугом носились шмели, не взявшие своего за день, и в небе пламенели ясные и глубокие просторы молодого летнего света. Но от горбатой стены гор ползла синеватая задымка, и Виштар подумал, что ночь будет пасмурной. Он подумал, что с гор идёт холод, выпадающий тяжёлой росой на траву. Вайши по этой росе не пасут своих коров. Говорят, что скотина от неё дохнет. Все вайши жили далеко от Амаравати. Возле своих пастбищ на склонах. Их хижины поднимались рядами прямо в горы. По укатистым наплывам зелёных холмов. Исключение составлял Птави и некоторые другие, кто не пас скотину. От Амаравати до пастбищ было четверть дня пути. Быстрые ноги молодых мужчин легко расправлялись с этой работой.
Дорога шла к морю, на залив. Мимо каменистых разломов Чёрной горы, усыпавших весь берег шершавым камнем, мимо тисовых рощ и десятка горных ручьёв, делавших путь местами непроходимым. Гора валко клонилась к дальнему скалистому хребту, который уходил прямо в небо. Там уже не росли деревья и только воспалённые камни открывались взгляду идущего. Выше, над ними, висели рыхлые облака, иногда оползаемые туманом в лес и на пастбища или разносимые горным ветром.
Виштару легче дышалось в сырость. Он не был вайшей и не проклинал тяжёлую росу. Воин пошёл к заливу, оставив дорогу у себя за спиной. Ему некуда было спешить. Белая летняя ночь и так застала бы его в дороге. Камень мешался здесь с вязким размывом земли. В прилив вода из залива подходила и сюда, закрывая эти камни густой, маслянистой пеной. Виштар поскользнулся и едва не рухнул в грязь. От резкого и нескладного поворота спины у него будто перервало что-то внутри, под рёбрами. Он выпрямился, поднял плечи и, пересиливая боль, пошёл дальше. Влажная земля пахла морем, свежим простором воды, сырым, забрызганным ветром. То там, то тут, в мягком укате грязи, подгнивали чёрные тела деревьев. Великие стволы, сломленные бурей в горах и принесённые сюда весенними потоками или украденные морской волной с одного из далёких берегов Арваты, доживали здесь свой век. Зимой, когда уровень воды в заливе падал, они медленно отвердевали, становясь белой скрюченной сушиной с глубокими прорезями трещин.
Далеко впереди засияла янтарная вода залива. Её гладкую спину высверкивало вечернее солнце. Виштар поджёг глаза этим сиянием. Ему даже показалось, что он может дышать. Что ему больше не перехватывает воздух. Он ступил в тёплую плавкую грязь и, не подбирая больше плоскотелых камней для своего шага, заторопился к воде. Внезапно его взгляд натолкнулся на нечто такое, что заставило Виштара оцепенеть. Это был след. Широкий и ровный, скользящий между камней, глубоко врывшийся в земную мякоть. Это был след громадной змеи, пронёсшейся к заливу. Виштар оторопело посмотрел по сторонам. Солнце уходило за горы своей небесной тропой, которая в краю Антарикши вела к горизонту только зимой. В долину опускался тёплый сумрак. Теперь Виштару казалось, что здесь слишком сыро. Что слишком пахнет
