– Стоп! Стоп! Стоп! – крикнул князь и захлопал в ладоши. – Я думаю, что продолжение нельзя читать в обществе, да еще при дамах! Если захочешь, потом расскажешь мне!
Молодой человек обиженно пожал плечами и проследовал на свое место.
– Что он такое говорил? Да как он посмел? – Боня в поэзии разбирался неважно, однако на этот раз смысл метафор, особенно последней, странным образом не ускользнул от него. Как и от Эльзы, которая слегка покраснела, но, кажется, осталась довольна. – Ах он…
– Это придворный поэт, Аполлинарий, – пояснил князь и добавил вполголоса, чтобы обидчивый молодой человек не услышал: – Иногда такое сочинит – хоть святых выноси! Но что делать! Приходится терпеть! Говорят, гений! Прославит меня в веках, и все такое…
– Исключительно наглый и самовлюбленный тип! – вынес вердикт неумолимый Боня. – У него не грудь больная, а голова!
– Ну я и говорю, поэт, – заметил князь. – Это как большой и избалованный ребенок!
– Да хоть епископ! – расхрабрился бывший монашек. – Хотя, если сии качества являются акциденциями данной профессии… – Ну, понеслось! Наверное, он с академиками быстро найдет общий язык!
– Ты бы не читал такое при муже! – посоветовал князь нахохлившемуся Аполлинарию. – Я тебя и в прошлый раз едва спас от поединка! Помнится, капитан гвардии обещал кое-кому подрезать уши! – И, снова понизив голос, пояснил: – Как понравится ему дама, такое словоизвержение начинается… Тут же муж или жених его на дуэль вызывает, а он бежит ко мне, просит защиты, болтает про свободу творчества. Поэт, одно слово!
– А кто здесь муж? – не сообразил Боня.
– Так вы не муж и жена? – нахмурился князь. – А я-то было поселил вас вместе. Теперь придется расселять, блуда я не потерплю! Но ты хотя бы жених?
– Увы! – вздохнула Эльза. – Ему сан не позволяет.
– Ну и дурак! – решил правитель. – Тем более что сана-то уже нет!
– В душе я остаюсь монахом! И даже святым! – воскликнул скромный Боня.
– Эй, Аполлинарий! Тут выяснилось, что девушка она свободная! Так что читай стихи на здоровье! – задорно крикнул князь. – Только не сейчас, и выбирай что-нибудь поприличнее!
Поэт тут же воспрянул духом, тряхнул длинными кудрями, с вызовом посмотрел на Боню и принялся сосредоточенно шевелить губами, явно сочиняя новое бессмертное творение. Монашек же нахохлился, словно мокрый воробей. Не знаю, чего тут было больше: обиды на «дурака» или ревности.
– Ну зовите посла! Послушаем, чего он там принес от этого… соседа! – В последний момент князь сдержался и не стал употреблять бранных эпитетов о другом государе. Наверное, чтобы не искушать приближенных.
Мы, все трое, напряглись. Сейчас должно было решиться наше дело.
В зал вошел герцогский посланник. Как и все его коллеги, он был одет в черное и имел вид такой мрачный, словно недавно похоронил всех родственников. Остановившись в центре зала и церемонно поклонившись (а вовсе не так насмешливо, как это делалось в отношении маркиза Сигизмунда), он прокашлялся, развернул какой-то свиток и принялся говорить, даже не заглядывая в него.
– Его Высочеству, славному герцогу Дондурдурскому, стало известно, что на территории княжества Чудиновского укрываются двое преступников, учинивших в герцогстве беспорядок и укравших ценную вещь. А посему герцог обращается к князю Чудиновскому с предложением незамедлительно выдать упомянутых преступников для справедливого суда. Их имена: бывший монах брат Бонифациус, осквернивший себя и свой сан сношениями с дьяволом, и ведьма Эльза, известная своим бесстыдным нравом и распутным поведением. В случае же…
И тут Боня проявил себя с самой лучшей стороны. Забыв о своем сане, о придворном этикете и вообще обо всем на свете, он подскочил к послу и отвесил ему такую оплеуху, что тот, не ожидавший ничего подобного, покатился по узорчатому дворцовому паркету, так и не закончив миссии. Боня собирался добавить еще, но, к сожалению, его удержала стража. Я и сам думал добавить, за Эльзу, но побоялся, что у нашего князя и без того будут неприятности.
– За дело! – азартно воскликнул князь. – Хотя и недипломатично!
– Неслыханно! Это нападение на представителя герцога! – завопил посол, поднимаясь на ноги и выплевывая на паркет окровавленный зуб.
Аполлинарий драться побоялся, однако поспешил выразить свои чувства в экспромте. Только про демонов он не к месту сказал. Морду бы ему набил с удовольствием, а тащить такого в ад… Ну уж нет! Нечего ему там делать!
– Выведите господина посланника и пришлите к нему придворного лекаря! Нечего тут зубами сорить, паркет новый! – распорядился правитель. – А мы тут пока подумаем над его предложением.
– Если бы муж или хотя бы жених, это еще куда ни шло, простительно! Но когда посторонний человек устраивает международный скандал… – покачал головой посерьезневший князь, когда негодующего посла удалили из зала.
– Я не посторонний! – оправдывался Боня. – А он… он клеветал на Эльзу!
– В общем, так! В качестве жениха я тебе эту выходку прощу, а иначе буду страшно сердиться! – заявил правитель, которому втемяшилось в голову, что он должен помочь этой парочке пожениться. И, надо сказать, он повел дело так, что и я бы не смог провернуть все так ловко!
– Я тоже устроил дипломатический скандал! – вскричал поэт, тряхнув длинными волосами. – Значит, я тоже должен на ней жениться!
– Ты поэт, тебе можно. На поэтов, детей и юродивых обижаться грех, – заметил князь. – А вот многомужества я в своем государстве не допущу! Впрочем, если этого… святого не пускает его святость, то можешь попробовать сделать предложение.
Аполлинарий снова зашевелил губами: предложение он явно собирался делать в стихотворной форме, – но Боня его опередил.
– Я слагаю с себя сан! – мужественно заявил он, поняв, что Эльза может от него навеки ускользнуть. К тому же международный скандал прощался только жениху; другого же могли наказать, да еще неизвестно как. – Я… я делаю предложение!
– Руки и сердца? – уточнила Эльза, которая, как всякая девушка, не могла не пококетничать.
– Их самых, – кивнул пунцовый Боня. Его способность говорить длинно и красиво в этот момент куда-то испарилась.
– Ну, тогда я согласна! – улыбнулась девушка и взяла его за руку.
Князь зааплодировал, и придворные вынуждены были последовать его примеру. Поэт же принялся одной рукой бить себя в грудь, а другой тянул себя за волосы, однако не слишком сильно.
воскликнул он, но, увидев, что окружающим сейчас не до него, быстро успокоился и помирать пока что передумал.
– Вот и отлично! – потирая руки, произнес князь. – Боню… Бонифация я назначаю советником… Ну, скажем, по вопросам нечисти и всяких сверхъестественных сил. И членом Академии! Уж больно мудр! И чтобы завтра все было готово к свадьбе!
– Ваше величество! Но послание герцога Дондурдурского, написанное самым угрожающим тоном, требует выдачи этих людей! – осторожно напомнил Марк.
– Чтобы я выдал этому… соседу своего советника? Да ни в жизнь! – воскликнул князь и хлопнул себя по коленке.
– Юридически он на этот момент еще не был советником, – покачал головой Марк. – А фактически, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами…
– Так что у вас там было с герцогом? – поинтересовался князь.
– Он вел себя в высшей степени недостойно! – важно заявил Боня, вживаясь в роль советника и
