«в гвардию и глубинную разведку».
Я познакомил его с папой. Они сразу понравились друг другу и пришли к мнению, что надо вместе отобедать. Но не сегодня: отец принадлежал в тот день даже не маме-красавице, а грозной, мощной 38-й армии. А Гертруд Семенович — родному Кавказскому суворовскому военному училищу. И, хотя он перемешал наши «бурсы», но все же пригласил меня на встречу «своих» кадетов. (Из этого гнезда — ККСВУ — в 1963 году вышел и Сергей Груздев.) Встреча выпускников состоялась у станции метро «Кропоткинская». И тогда же состоялось мое шапочное знакомство с Василием Васильевичем Колесником. Если мне не изменяет память, он поделился с Гертрудом новостью: его назначили (или планируют назначить) командиром Чирчикской бригады спецназа. Поздравления принял охотно и пригласил «в гости в бригаду». За столом скромного ресторана он ощущал себя именинником, хотя все слова благодарности и поклонения адресовались одному объекту — Кавказскому СВУ. (Приказом №?494 от 17 ноября 2005 года министра обороны Российской Федерации Герой Советского Союза генерал-майор В. В. Колесник навечно зачислен в списки Северо-Кавказского суворовского военного училища.)
На этот раз встретились мы с ним тепло, все-таки суворовский значок роднил.
Я не стал задавать Василию Васильевичу оригинальный вопрос: какими ветрами его сюда занесло? И вообще ни о чем не спрашивал, праздное любопытство было неуместно. Мы немного побеседовали и разошлись ненадолго: он — к командирской машине, я — к своему парашюту. Сергей Груздев, свидетель нашей встречи, очень серьезно обронил мне вслед: «Однако дюже ты понятливый».
Рокотали «аннушки», распускались белые «одуванчики» в безоблачной выси. Кто имеет опыт прыжков, заметит даже боковым зрением — вот земли коснулся десантник, прошедший школу выучки, а этот плюхнулся несуразно, неловко, стало быть, начинающий «покоритель неба». Один из таких тяжело спланировал неподалеку. На ногах удержался, парашют погасил. Подошел к командиру с докладом о выполнении упражнения, неуклюже пытаясь чеканить шаг по свежевспаханному полю. Невысокий, крепкий, ладный. В легком шлеме голова его была похожа на шар. Молодцевато отрапортовал и с продыхом, согласно уставу, закончил: «Старший лейтенант Шарипов».
Мать честная, да никак Володька! Конечно, он — Володя Шарипов, кадет свердловского «розлива». Я знал Володиного отца — полковника Салима Гариповича, председателя ЦК ДОСААФ Таджикистана. В свое время он помогал нам со снаряжением военно-топографической экспедиции в Джунгарский Алатау. Его опыт командира горно-вьючных подразделений пришелся весьма кстати и очень нам помог. И сына его, лейтенанта, я отыскал при случае — отец попросил. Шарипов-старший гордился тем, что Владимир наотрез отказался от его помощи и добровольно загнал себя в глухой гарнизон, отрезанный от мира сопками и песками. В такой вот безлюдности крепчал и мужал офицер — сын офицера, никому не позволяя принизить себя и род Шариповых. Его не надо было укрощать — он службу знал, и норов свой излишне не проявлял, но не позволял себя взнуздать по прихоти начальника, был тверд, принципиален, прекрасно подготовлен физически, великолепно владел оружием.
И вот сияющий и несколько очумелый от первого прыжка Володька сейчас передо мной. Он рассказал, что в спецназ был определен с должности командира роты Кызыл-Арватской дивизии. Разговор происходил в присутствии командира бригады полковника Овчарова Александра Алексеевича. Нам не мешали, но, как я понял несколько позже, прислушивались.
— Что за мужики Сатаров, Амангельдыев, Милюков, которых ты вспоминал в разговоре с Шариповым? — поинтересовался потом начштаба бригады.
Я ему доложил все, что знал об этих офицерах.
Двое первых прошли отбор, а вот комбат Владимир Милюков, ставший в двадцать пять лет комбатом, и, кстати, без «лапы», — чтитель правды и чести, неуклонный по совести своей и долгу, — не прошел. Он многое умел, главное — возвращал матерям живых сыновей, но с «мусульманским батальоном» у него не сложилось. Как видно, глаза подвели — они у него проникновенно-бирюзового цвета, да и дерзостно белой кожей на «азиата» ну никак не смахивал.
Сегодня создание отряда ГРУ не есть тайна за семью печатями, повторяться не стану — лишь только напомню известное. Полковнику Колеснику было приказано на основании Директивы Генштаба №? 314/2/0061 от 26 апреля 1979 года в течение месяца, то есть к 1 июня, сформировать на базе 15-й бригады отдельный батальон спецназа по абсолютно новой штатной структуре. Спецназ, бесшумный в ночи, невидимый в ясный день, легкая тень в передвижении и нападении, и на тебе: рота на БМП-1, две — на БТР-60 ПБ. Рота вооружения: взводы АГС-17, снабженные реактивными пехотными огнеметами «Рысь», и саперный. В отряд входили отдельные взводы: связи, ЗСУ-23–4 «Шилка», автомобильный и материального обеспечения. Общая численность — 538 человек!
К 1 июня батальон большей частью укомплектовали. Командиром назначили майора Холбаева Хабибджана Таджибаевича, выпускника Ташкентского общевойскового училища, который с 1969 года служил в бригаде на должностях командира группы, роты, заместителя командира. 15 июня личный состав приступил к занятиям. 10 июля командир отряда майор Холбаев и заместители командира бригады подполковник Груздев и майор Турбуланов вылетели в Кабул для рекогносцировки. Результатом их поездки стала шифрограмма начальнику Генштаба маршалу Огаркову: «В период с 11 по 17 июля 1979 года произведена рекогносцировка в городе Кабуле с целью возможного использования 15-й бригады спецназа ТуркВО… Генерал армии Ивашутин».
29 июня Политбюро ЦК КПСС «помянуло» батальон:
10 сентября полковник Колесник, источая благодушие и довольство, открылся Холбаеву: «Работаем по первому варианту. Выдвигайся на аэродром, я тебя там встречу. Сверим часы, майор…»
— По машинам! — И колонна потянулась к своим самолетам, выбираясь из городских улиц на простор, столь долгожданный и, как нежданно-негаданно оказалось, совсем неинтересный. Перегорели в ожидании чего-то особого и значимого, интригующего и манящего. Спал покров некоего таинства, и вдруг захотелось просто спать. Но самые элитные в мире «сторожа» не дремали. Держали ухо востро, на макушке. Орлиным взором прощально пронизывали местность, но, кроме недоступных женщин Востока на тротуарах да гор арбузов, выставленных на продажу, ничего не виделось.
…В то же самое время, за тысячи километров отсюда, в других часовых поясах, «кавалькада» машин, числом поменьше, сигналя и подмигивая нерасторопным водителям и рассеянным пешеходам, проносилась по Москве, сопровождая главу государства Афганистан Нур Мухаммеда Тараки, который упрямо, невзирая на советы и предостережения, рвался домой, в тот самый дворец, который готовились окружить заботой и надежностью «камикадзе мусульманского батальона». Тараки выбрал свою дорогу, спецназ поставили на свою тропу. Пока еще — не войны…
Показался аэродром. И тут же показался Колесник. Уже на расстоянии было видно — полковник не в духе.
— В общем, так, Холбаев, даем отбой. Пока все откладывается. На сколько — хрен его знает, а может… навсегда. Так что — наохранялись. Возвращай колонну назад. Спускай пар — расслабься и отдыхай…
Оба командира знать не знали, что, пока они колоннами совершали марш в сторону взлетно- посадочных полос, председатель КГБ СССР Юрий Андропов, как всегда, немногословно, а оттого, может, и убедительно дал понять генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу, что, пока президент Афганистана Нур Мухаммед Тараки будет лететь из Москвы в Кабул, в афганской столице, по данным КГБ, должны произойти события, в результате которых уберут Хафизуллу Амина. Убежденность Андропова в раскладе событий была столь велика, что Брежнев и Тараки пошли, как оказалось, на роковой шаг: решили
