и по-детски всхлипывал. Уоррен потребовал у них сто евро к следующему утру, к 8.00. За каждые полдня просрочки сумма удваивалась. Ужасаясь одной мысли снова вызвать его гнев, они благодарили его, не поднимая глаз от земли. Уоррен уже знал, что, будь на то его воля, эти трое станут его самыми верными подручными. Для сложивших оружие врагов надо оставлять такой выход.
Не сумей он в тот день составить первый крут своей организации, Уоррен справился бы с этой троицей самостоятельно, вооружившись бейсбольной битой. А если бы кто встал у него на пути, он ответил бы, что жизнь не оставляет ему другого выбора.
Магги вошла в маленький универсам на привокзальной улице, взяла красную корзинку, прошла турникет и стала искать глазами отдел «Свежие продукты». Отвергая легкий путь — взять и подать родным то, к чему они привыкли, она соблазнилась эскалопами со сметаной и шампиньонами. В отличие от Фредерика Магги принадлежала к тем, кто в Риме живет, как римляне. После архитектуры и местной прессы она готова была обследовать местную кухню, рискуя навлечь недовольство родных при подходе к столу. Машинально она обследовала отдел «макаронные изделия»: спагетти номер 5 и 7, зеленые тальятелли, пенне и целое скопище ракушек и вермишели, пользу которых она не улавливала. Испытывая легкие угрызения совести, она взяла пакет спагетти и коробку очищенных томатов, на случай гнева обоих мужчин. Прежде чем направиться к кассе, она спросила у одной из продавщиц, где стоит арахисовое масло.
— Какое-какое?
— Арахисовое. Извините за произношение.
Девушка вызвала управляющего, который вышел и встал перед Магги в своем голубом халате.
— Арахисовое масло, — повторила она. —
— Я понял.
Он встал в шесть утра, как вставал всегда, принял товар и складировал его в подсобном помещении. Затем он отметил время прихода сотрудников, дал инструкции, встретил первых покупателей. Днем принял двух оптовиков и посетил банк. С четырех до шести собственноручно реорганизовал отделы шоколада и печенья, обеспечил пересортировку, которую полагалось делать. День шел без сучка без задоринки, пока неизвестная покупательница не потребовала у него того, чего у него в магазине не было.
— Встаньте на мое место, я не могу держать про запас все странные продукты, которые могут спросить. Текилу, лапшу из крабовых палочек, шалфей в вакуумной упаковке, моццареллу из молока буйволиц, чатни, масло какао, бог знает что еще? Чтобы все это гнило на складе, пока не выйдет срок годности?
— Я просто спросила. Извините.
Магги отошла в глубь магазина, смущенная тем, что дала повод для раздражения из-за предмета, который того не стоил. Арахисовое масло никакой срочности не представляло, у сына еще будет куча времени мазать себе бутерброды чем ему вздумается, для нее масло было просто способом доставить ему удовольствие в первый школьный день. Она отлично понимала точку зрения коммерсанта, и ничто не выводило ее из себя больше, чем продуктовые капризы туристов и всех тех, кто превращает еду либо в предмет ностальгии, либо в рефлекторное шовинистическое чванство. Ее удручало зрелище соотечественников, которые при посещении Парижа скопом набивались в фастфуды, их жалобы на то, что ничто не напоминает жратву, которой они привыкли давиться целый год. Она видела в этом чудовищное неуважение к посещаемой стране, и уж тем более если речь шла, как в ее случае, о земле, предоставившей убежище.
Она обошла магазин, не думая больше про масло, и на секунду остановилась в разделе напитков.
— Арахисовое масло…
— А потом они удивляются, что каждый пятый американец страдает избыточным весом.
— Да и эта их кока-кола…
Голоса раздавались совсем близко, из-за носа гондолы, откуда Магги достала упаковку пива. Она поневоле подслушала разговор вполголоса между управляющим и двумя посетительницами.
— Я, собственно, ничего против них не имею, но они всюду чувствуют себя как дома.
— Конечно, они высадились в сорок четвертом, но с тех пор они захватили всю страну!
— В наше время хоть речь шла о нейлоновых чулках и о жвачке, а что теперь?
— Мой сын одевается, как они, развлекается, как они, и слушает только их музыку.
— А хуже всего их еда. Сколько я ни готовлю своим то, что они любят, у них одно на уме: вскочат из- за стола и прямиком в «Макдоналдс».
Магги почувствовала себя уязвленной. Делая из нее типичную американку, они подвергали сомнению ее добрую волю и усилия прижиться на новом месте. И это при том, что она была лишена гражданских прав и затем выслана из родной страны.
— Им неведомо понятие вкуса, все это знают.
— Абсолютно безграмотные люди. Я знаю, я туда ездил.
— А попробуйте вы сами там поселиться, — подытожил управляющий, — посмотрите, как вас примут!
Магги слишком настрадалась от косых взглядов на улице, от перешептываний за спиной, от общей иронии, сопровождавшей любое ее появление в общественном месте, вплоть до самых нелепых слухов, опровергнуть которые было невозможно. Сами того не желая, эти трое несчастных всколыхнули давнюю обиду. Самым парадоксальным было то, что, если бы Магги пригласили участвовать в беседе, она поддержала бы их по большинству пунктов.
— И они собираются править миром?
Ничем себя не обнаружив, она направилась в отдел хозяйственных товаров, добавила в корзинку с покупками три бутылки бытового спирта и коробок спичек, прошла кассу и вышла.
Снаружи угасал последний луч солнца, и день медленно клонился к вечеру. Сотрудники магазина чувствовали первые признаки усталости, покупатели начинали спешить, так и полагается работать в марте месяце, в шесть часов вечера, в душной и сонной атмосфере незыблемого ритуала.
Только вот откуда взялся запах жженой резины и ударил в ноздри кассиршам?
Одна из покупательниц дико закричала. Управляющий оторвался от журнала заказов и увидел, как за витриной колеблется странный огненный занавес. Языки пламени полностью перекрывали стекло и уже проникали внутрь магазина.
Подсобный рабочий отреагировал первым и вызвал пожарных. Покупатели устремились к аварийному выходу. Кассирши испарились, и только управляющий, давно путавший свою жизнь с жизнью магазина, не двигался с места, загипнотизированный пляской красно-желтых бликов.
Добровольцы из пожарной бригады Шолона-на Авре не смогли спасти от огня ни железный занавес, ни полки, ни товары, — ничего, кроме ящика слегка помятых яблок сорта грэнни.
Бэль и ее одноклассники покинули лицей с последним звонком. Несколько трудных подростков, не торопясь домой, привалились к ограде с сигаретой в зубах или телефоном в руке, остальные как можно скорее уходили от лицея. Сначала ей было по пути с Эстель и Линой, дальше она пошла одна по бульвару Маршала Фоша, не задумываясь над маршрутом. Бэль принадлежала к тем, кто идет, легкой походкой, держа нос по ветру, с любопытством встречая все сюрпризы пути, убежденная в том, что горизонт всегда краше тротуара. Вся ее личность проявлялась в таких деталях, в этой манере идти вперед, веря в себя и в других. В противоположность брату, который не мог избавиться от детства с его травмами, она сумела обогнать прошлое на целый корпус и никогда не давала ему нагнать себя, даже в самые трудные моменты. Никто, кроме нее, не знал, откуда сходила к ней эта сила, которой часто недостает тем, кто пережил удары жизненных стихий. И даже если иногда ощущались толчки былого землетрясения, статус жертвы никоим образом ее не привлекал. Не тратя зря силы на сожаления, она направляла их на становление и развитие, на преодоление гандикапа.
Старый «рено-5» цвета серый металлик догнал ее и остановился, из машины ей махали двое парней. Это были те самые ученики из последнего класса, которые утром раскрыв рот смотрели на красный лифчик новенькой. Они тут же вбили себе в голову, что надо непременно познакомиться, проявить гостеприимство, показать город.
— Нет, спасибо, ребята…
