– Карина просила передать тебе, что Адар спокойно отдыхает, но перевезти его можно будет только под действием успокоительных лекарств и, естественно, только в багажной повозке. Льинг пока трогать нельзя: она выпила немного чаю и теперь будет спать по крайней мере до восхода Великого солнца. А Ясное Утро сейчас занимается телом Хмиши и просил тебя вернуться.
– С каких это пор смертные боги превратились в посыльных? – ядовито поинтересовался Льешо.
Мастер Ден поднял бровь, тем самым выразив недовольство строптивым учеником.
– Да, именно это мы и делаем – передаем сообщения и известия. Но когда собираешься начать пререкания с лукавым богом, необходимо сразу заготовить следующие два вопроса: «Кто передал сообщение? С какой целью? »
– Мне подсказывают?
Не ожидая ответа, Льешо подбросил ногой опавшие листья. Лукавый бог, как всегда, удивил:
– Можешь не сомневаться, прислуживающие тебе боги точно соответствуют собственному назначению.
– Ну, тогда мне повезло, что рядом со мной ты, а не госпожа Сьен Ма.
Мастер Ден иронично усмехнулся:
– О, она на подходе!
Льешо вовсе не удивился.
– Зачем я понадобился карлику?
– Это он объяснит тебе сам.
Они подошли к той самой палатке, где лежал Хмиши. Карины нигде не было видно, но у входа ждали Бикси и Стайпс, а рядом с ними, в обнимку с Маленьким Братцем, стоял Таючит.
Бикси приветственно поклонился.
– Приходил Шокар, чтобы попрощаться и выразить соболезнование. Но он уже ушел, чтобы присмотреть за Льюкой – тот что-то начал совсем заговариваться, настолько, что Балар волнуется, а сам Шокар злится. Балар здесь, вместе с Ясным Утром.
– А где Каду?
Льешо не спросил о Льинг, и так догадываясь, где она может быть.
Таючит посмотрел на небо:
– Улетела отчитываться перед отцом. По совету вот этого типа. – Тай кивнул в сторону мастера Дена. – Боюсь, как бы она опять не застряла в птичьем облике, как это уже однажды случилось.
– Хабиба сделает все, что потребуется, – пожал плечами смертный бог, – она обязательно вернется.
– Ну, раз волноваться не о чем, я пойду к хану, – заключил Таючит, бросив тревожный взгляд на край заросшей лесом долины. Там, высоко, расположилась десятитысячная армия. И в одном из шатров в бреду лежал тот, от которого зависела судьба всех. – Отец заболел, – сообщил принц. И, зная, что Льешо все сразу поймет, добавил: – Госпожа Чауджин вынашивает второго наследника.
Король действительно все понял. Он невольно задумался о том, что за дитя носит в своем чреве бамбуковая змея и какое отношение к этому ребенку имеет хан Чимбай.
– В моем строю всегда найдется место для еще одного воина, – развел король руками, и с глаз принца слетела пелена печали.
Трудно было даже представить себе, что этот замечательный парень – гарн. Не сказав больше ни слова, принц ушел. А Льешо вошел в палатку к Хмиши. За ним неотступно следовал мастер Ден.
– Ну наконец-то!
Собачьи Уши отложил флейту и с печальной улыбкой посмотрел на Льешо. Забившись в самый темный угол со взятой взаймы лютней, Балар наигрывал какую-то скорбную мелодию. Мастер Ден, что-то проворчав, опустился возле двери на ковер. Льешо хотелось бы предоставить ему как пришедшему в гости богу более почетное место, но остановил себя, решив, что начал думать совсем по-гарнски. А потому просто сел там, откуда хорошо просматривался вход в палатку, чтобы не впускать посторонних, и начал слушать игру Балара.
– Смерть оказалась милостью. – Собачьи Уши взглянул на короля. Тот встал и начал беспокойно бегать по палатке.
Льешо не мог усидеть на месте, а потому подошел к Льинг, наблюдая за ее сном. – Раны были слишком тяжелы.
– Нет. – Король холодно взглянул на карлика. Тот сейчас выглядел очень важным, но толку от него, как и от мастера Дена, не было никакого. – Милостью здесь и не пахнет. Вновь побеждает зло, потому что милосердие и доброта навсегда покинули мир.
– Неправда. – Собачьи Уши положил руки на колени, и Льешо вспомнил, что судьба не нашла для этого человека ни капли сострадания, и все же он сумел сохранить веру. – Просто, когда мы видим милость, мы ее далеко не всегда узнаем. Она не всегда предстает перед нами в том виде, в котором мы ее призываем, однако она здесь, с нами.
С глаз карлика будто спала пелена, и он показал Льешо все то, что она скрывала: чередование времен года, старение солнца, возвышение и падение империй. Улыбка маленького человечка казалась древней, мудрой и терпеливой, наполненной накопившейся за долгие века болью и печалью. Но карлик не хотел казаться добрым.
– Разве милосердно вернуть Хмиши к новым страданиям, не столько физическим, сколько моральным – заставить вспоминать и еще раз переживать все, что с ним случилось?
