Какое достоинство! Какая улыбка! Какая красота… Если я когда—нибудь снова приеду сюда, то только для того, чтобы раз увидеть ее и выразить ей мое почтение!
На следующий день, в четыре часа утра, он попросил разбудить графиню Гесс, чтобы еще раз поблагодарить Ее Величество и заверить, что ее образ никогда не сотрется из его памяти.
Но вернуться ему оказалось не суждено, а Сисси, посмеявшись вволю вместе с Францем Иосифом над его выходками, забыла про далекого почитателя.
СИССИ И ЖЕЛТОЕ ДОМИНО
Вы только что прибыли в город, где никого не знаете, — вряд ли станете там веселиться, даже в самый разгар прекрасного бала—маскарада!.. Напротив, почувствуете одиночество острее, чем в самой тихой комнате, где, кроме вас, нет никого.
Именно так думал вечером последнего дня карнавала, перед постом — шел 1874 год, — провинциал двадцати шести лет от роду, по имени Фредерик Лист Пашар фон Тайнбург; он пытался приобщиться к венской жизни, участвуя или по крайней мере пытаясь принять участие в знаменитом бале в Опере. Но застенчивость мешала ему очертя голову броситься в водоворот бала и познакомиться с какой—нибудь из этих благоухающих, кокетливых женщин, которые сновали вокруг него, тщательно скрывая лица под кружевными вуалями, как требовал обычай.
Честно сказать, прошло еще очень мало времени с того дня, когда он прибыл сюда из родной Каринтии, решив воспользоваться протекцией родственника, выхлопотавшего для него должность в Министерстве внутренних дел. Юноша робкий, довольно замкнутый и скорее молчаливый, Фриц любил мечтать и читать стихи, не успел еще завести друзей, ни завязать интересные знакомства. Да, прийти на этот бал — не самая лучшая идея!
Однако некоторые женщины вполне могли бы заинтересоваться этим молодым человеком: высокий рост, природная хорошая осанка; насколько позволяла разглядеть маска, правильные, тонкие черты лица и чувственный рот; волосы темные, вьющиеся. Кое—кто из танцевавших дам бросал на ходу шутки в его адрес, подмигивал в надежде он остановит, заговорит с ними; но проклятая скромность парализовала его: Фриц улыбался, не открывая рта — и упускал очередной шанс.
Отчаявшись, он уже смирился: что придется возвращаться домой, — и тут на руку его легла рука в перчатке и послышался веселый шепот с легким венгерским акцентом.
— Ты в полном одиночестве, прекрасная маска! Это не годится для бала! Скучаем?
Это прошептала дама в домино из красного сатина, придававшем ей вид огромной вишни. Но голос молодой и сквозь черное кружево маски, Фриц догадался, улыбается ясной улыбкой; он улыбнулся в ответ.
— Да, — признался он, — я здесь никого не знаю, собирался уже уходить.
— Ты никого не знаешь? Это невозможно! В Вене все друг друга знают. Откуда ты взялся?
— Из Каринтии, в Вене я ни с кем не знаком!
— Как романтично! Вот что, коли тебе так скучно, не согласишься ли оказать мне услугу?
— Конечно, если смогу!
— Это нетрудно. Я здесь с подругой — она наверху, в галерее. Очень красивая женщина, но такая скромная… и немного грустная, тоже не веселится. Позволь мне отвести тебя к ней — возможно, тебе удастся ее развлечь.
Обрадовавшись этому предложению, Фриц подал незнакомке руку, поднялся с ней по широкой лестнице на второй этаж — и внезапно очутился лицом к лицу с шикарно одетой дамой, в великолепном домино из желто—золотистой парчи, со шлейфом, придававшим ей королевский облик. Естественно, на ней тоже черная маска, но кружева доходят до самой шеи и так плотны, что вовсе невозможно увидеть черты лица.
— Здравствуй! — произнесла она, помахивая веером. — Как любезно с твоей стороны, что ты привел ко мне подругу.
У нее тоже венгерский акцент, а голос полон нежности и дружелюбия. Вначале Фриц не нашелся что ответить; не понимая почему, почувствовал — эта незнакомка волнует его куда сильнее, чем ее подруга, и это только усиливало его смущение. Тоже венгерка, подумал он, но явно из знатных. Молодой провинциал, принадлежавший к определенному кругу, непременно обратил внимание на детали, которые не дадут ошибиться. Эта венгерская дама намного выше, чем та, что в красном домино, и совершенно замечательно держит голову. Огненные волосы, что видны под капюшоном, всего лишь парик, но в глазах, сверкающих сквозь прорези маски, такое выражение, что молодой служащий почувствовал себя вдруг маленьким и неуклюжим.
Дама рассмеялась:
— Похоже, ты совсем не болтлив! Не желаешь ли дать мне руку и прогуляться в толпе? Меня это развлекло бы, но пойти туда одна не смею.
— Счастлив предложить вам руку, мадам! — пробормотал он, не посмев обратиться к ней на «ты», как принято на было и слегка поклонился.
Что—то говорило ему — с этой дамой такое обращение неуместно. Почему — он не смог бы объяснить. На рукав ему легла длинная, узкая ладонь в черной кружевной перчатке. Шелковое прикосновение домино — и на него нахлынула ароматная волна духов… Фрицу вдруг захотелось быть блестящим, веселым, искрометным, очаровать, удивить незнакомку, такую, представлял он, прекрасную…
Она уже обращалась к нему с некоторым увлечением, а он ловил себя на том, что отвечает ей с легкостью. Но, к большому своему удивлению, вскоре заметил — она не признает пустячных фраз, которыми обычно обмениваются на балу. Расспрашивает его: хочет знать его впечатления о Вене, чем он здесь занимается, что говорят люди. Спросила также об императорской семье: что он думает о Франце Иосифе? одобряет ли его политику? а как насчет императрицы — видел ли ее уже?
Фриц, как мог, отвечал на все эти вопросы, продолжая теряться в догадках: кто эта дама? Внезапно в мозгу его мелькнула безумная мысль: а не сама ли императрица?.. «слышал, будто со стороны, как отвечает ей, стараясь проникнуть взглядом сквозь кружево маски:
— Императрицу? Да, я видел ее — она ехала верхом по Пратеру. Женщина сказочной красоты — вот все, что я могу сказать. Ее упрекают — мол, редко показывается на людях, слишком много времени уделяет собакам и лошадям. Но, конечно же, ошибаются: я, например, знаю — привязанность к собакам и лошадям у нее семейная. Герцог Макс, ее отец, кажется, сказал как—то: не будь мы князьями — стали бы конюшими! Дама в желтом домино рассмеялась, но странное ощущение Фрица, однако, не рассеивалось. Незнакомка вдруг спросила:
— Сколько дашь мне лет? Он без колебания ответил:
— Тридцать шесть! Точный возраст императрицы Елизаветы!
Эффект удивительный: Фриц почувствовал, как вздрогнула рука его спутницы, сразу отстранилась от него.
— Ты совершенно невоспитан! — бросила она с досадой.
Помолчала немного, добавила:
— Теперь можешь убираться! Фрица вдруг покинула вся его застенчивость.
— Очень любезно! — проговорил он с иронией в голосе — и вдруг впервые перешел на «ты» — обращение, принятое на балу: Вначале ты заставляешь привести меня к себе, расспрашиваешь, а теперь прогоняешь. Ладно, ухожу, если надоел тебе, но позволь мне все же пожать тебе руку на прощание.
Дама немного поколебалась, ничего не ответила — и внезапно снова рассмеялась:
— Нет, ты прав. Продолжим нашу прогулку.
Так прошло два часа: очарованный молодой провинциал слушал, а незнакомка рассказывала ему истории — одну за другой. Ах, он любит немецкого поэта Генриха Гейне? Так и сама им увлечена! На крыльях поэзии время пролетело незаметно… Уже далеко за полночь; дама в красном домино несколько раз подходила к ним, словно вынуждая подругу расстаться с молодым человеком. Наконец та, что в желтом,
