камень, что и на картине!
Десмонд со вздохом опустился в огромное кресло мореного дуба, где, видимо, нередко просиживал часами в молчаливом созерцании.
– Вот! Теперь вы можете убедиться: те, кто утверждал, что у Хэриссона подделка, были правы!
– «Роза Йорков»! – выдохнул Морозини, у которого в голове вихрем пронеслись самые разные догадки и подозрения. – Так это вы ее обладатель?
– Да, я! – Лорд надменно кивнул, упиваясь произведенным эффектом и восхищением гостя. – И я же писал в редакцию анонимные письма. Мне была нестерпима сама мысль, что грубый невежда рядится в павлиньи перья.
– Грубый невежда? – возмутился Адальбер. – Да это был образованнейший человек, истинный знаток! Может быть, у вас самого подделка?!
– Вы что, издеваетесь надо мной? Ведь мне известна вся... почти вся его история. Я загорелся желанием изучить ее, когда пятнадцать лет назад приобрел эту картину у одного старьевщика в Эдинбурге.
– Мне как-то не приходило в голову, что вы родственники, – проговорил Альдо, всматриваясь в портрет рыжеволосого герцога.
– Мы и не родственники, но иногда, когда я прихожу сюда поразмышлять, я принимаюсь мечтать и воображаю, что нас объединяет не просто сходство имен, что плод монаршей любви действительно мой предок, что и в моих жилах течет кровь Стюартов... Я мечтаю – и я счастлив! Это непередаваемое ощущение. Тем более что никто не знает ни об этом потайном помещении, ни о том, что в нем находится!
– Даже ваша жена?
– Ей тем более нельзя знать о нем. Вам известно, как она любит камни, особенно старинные и знаменитые. Мне же дорог он один. Сами понимаете, как мне было бы тяжело с ним расстаться!
Морозини не отвечал. Он наклонился к ларцу, осторожно взял двумя пальцами камень и поднес его к свече. Сердце его учащенно билось. Первый раз в жизни держал он в руках «Розу» Карла Смелого. Под видимым хладнокровием антиквара скрывалось сильнейшее волнение. Вот, оказывается, каков этот проклятый алмаз, белизна которого лицемерно прикрывала реки крови, которые были из-за него пролиты!
– Зачем вы писали эти письма? Надеялись, что аукцион не состоится?
– Признаюсь, что был, возможно, несправедлив к Хэриссону. Но разве мог такой известный специалист и эксперт допустить столь грубую ошибку?
– Не он один ошибался. В тот день, когда несчастного Хэриссона, моего старого знакомого, убили, мы с Адальбером шли к нему в безумной надежде взглянуть хоть бы одним глазком на сокровище Йорков. Мы все заблуждались. Однако скажите, ведь вскоре должна была состояться распродажа, торги. Что бы вы тогда сделали? Открыли бы широкой публике свой секрет?
– Или предпочли бы покончить с этой комедией, выкрав камень, а заодно и пристукнув Хэриссона, так, что ли? – спросил Адальбер.
– Нет, нет, – остановил его Альдо. – Должен повиниться: кое-какие сомнения у меня были. Но сейчас я убедился в вашей невиновности...
– Что же послужило тому причиной? – надменно спросил лорд Десмонд.
– То, что леди Мэри неизвестна ваша тайна.
– Простите, но я не совсем понимаю...
– Пока вам и не следует понимать меня. Но вы так и не ответили, что бы вы сделали в этом случае?
– Да ничего бы не сделал! Я бы, конечно, пошел на аукцион, чтобы выяснить, не обнаружит ли кто ошибки, ведь не я один писал письма... Но в конце концов просто отступился бы. Хоть я и служитель закона, но меньше всего хотел бы лишить себя того тайного наслаждения, которое испытываю всякий раз, как держу его в руках, как вы сейчас.
– Вы сказали, что знаете чуть ли не всю его историю, – вмешался Адальбер. – Мы тоже пытались кое- что разузнать о нем, просто так, из праздного любопытства... нас уверяли, будто принц-регент подарил его своей любовнице, госпоже Фитцгербер, правда ли это?
– Правда. Только вы не совсем правильно выразились: Мария Фитцгербер была в действительности морганатической супругой принца, так что, женившись на бедняжке Каролине Брауншвейгской, он оказался двоеженцем. Марию он действительно безумно любил и, влекомый страстным чувством, подарил ей среди прочего и этот алмаз. Тот факт, что он оставил его ей даже после того, как они расстались, служит верным подтверждением постоянства его чувств.
– Как истинный патриот, вы преувеличиваете благородство своего монарха. После всей этой истории Марии пришлось бежать из Англии без всякой надежды на возвращение... Думаю, он все-таки посовестился догнать несчастную, чтобы отнять алмаз.
– А может быть, просто забыл о нем. В королевской казне достаточно других сокровищ! Итак, Мария прибывает на континент с малышкой, к которой очень привязалась, с Минни Сеймур. Минни выходит замуж, возвращается в Англию. Алмаз хранится у нее почти всю жизнь. Наконец, ее квартиру на Брук-стрит грабят. На несколько лет камень исчезает из моего поля зрения. А в 1888 году он попадает в Уайтчепл, к одному раввину, который считает его иудейской реликвией и называет «Звезда Израиля». Он завладевает камнем надолго, но десять лет назад я узнаю...
– Узнаете от кого?
– От некоего доверенного лица, служившего еще моему отцу. Это человек, обожающий древности и обладающий на них удивительным чутьем, он может разыскать самые невероятные и давно исчезнувшие вещи. Я многим ему обязан. Он-то впервые и рассказал мне о «еврейском камне». Описываемый камень так походил на разыскиваемый мной, что я предоставил в его распоряжение огромные средства, только бы выкупить алмаз. И вот он здесь...
– Этот человек уверял, будто действительно выкупил его? Вас не насторожил тот странный факт, что раввин согласился продать реликвию?
– Он бы и не согласился. Но вдруг его убили вместе со старшим сыном. Конечно, я тут ни при чем, – поспешно прибавил Десмонд, увидев грозно сдвинувшиеся брови гостей. – Младший сын, некий Эбенезер, сторговался с моим посредником. Никогда не слыхал о человеке более алчном. Он занимается портняжным ремеслом, но, похоже, думает только о деньгах. Я даже подумывал, не он ли отправил на тот свет отца и брата, но суд полностью оправдал его.
Морозини и Видаль-Пеликорн переглянулись. В последнее время им часто приходили в голову одни и те же мысли. Сейчас оба подумали про себя, что, получив деньги Десмонда, портной мог без труда подкупить и убийц, и судей... Десять лет спустя, в погоне за наживой, портной снова стал рассказывать о реликвии богатым иностранцам, надеясь, что старая история давно забылась, но кто-то спугнул его, и он предпочел исчезнуть... Едва ли он теперь отыщется...
Альдо поспешно положил алмаз на место. Кровожадный камень вызывал в нем ужас, а желание отбросить его по-прежнему боролось с искушением спрятать его в карман.
– Неужели его история не внушает вам отвращения? – проговорил антиквар, продолжая смотреть на злую драгоценность. – Вам не кажется, что он приносит несчастья?
– Вы, итальянцы, слишком суеверны, – пожал плечами лорд. – Я никогда не задумывался об этом. Все наши древние замки хранят воспоминания о страшных злодеяниях, кровавых преступлениях, привидениях, которые бродят по ним. К тому же, когда сталкиваешься с убийством каждый день, по долгу службы, как-то привыкаешь, душа, знаете ли, грубеет...
– Если бы я был на вашем месте, я бы поостерегся... – продолжал Морозини, все еще не в силах оторвать взгляд от алмаза и думая о коварной супруге лорда. – Думаю, пришло время сказать вам правду...
– Бог мой, какую правду? И что бы вы сделали на моем месте?
– Я бы продал его. Не с аукциона, не для того, чтобы опять привлечь к нему внимание, а потихоньку... мне, например.
– Вам? А знаете ли вы, сколько он стоит?
– Я заплачу любую цену. Какой бы она ни была! Вы, вероятно, забыли, что я приехал в Лондон именно с
