Улыбки летней ночи

дверь, не обращая внимания на Фредрика и Дезире.

Фредрик. Что это?

Дезире. Это Фредрик.

Фредрик. Фредрик?

Дезире. Да, Фредрик.

Фредрик. Фредрик?

Дезире. Ну и чудной у тебя вид!

Фредрик. Неужели… я… То есть неужели ты… То есть… это ведь невозможно или все же возможно?

Дезире (смеется). Вы только посмотрите на Фредрика Эгермана в эту знаменательную минуту. Он потрясен до глубины души и бледен как смерть. В то же время он немного польщен, тронут и до смешного расчувствовался. «Дезире, любимая, и ты одна билась как рыба об лед все прошедшие годы, принося себя в жертву этому ребенку – плоду нашей любви?»

Дверь снова открывается, и ребенок подходит к Дезире, она берет его на руки и несет к двери в спальню.

Фредрик. Отвечай на мой вопрос.

Дезире. Ребенок мой и только мой.

Фредрик (пустив петуха). Но его зовут Фредрик!

Дезире. В честь Фридриха Великого, прусского короля.

Она уходит в спальню. Фредрик остолбенел. Из мрака соседней комнаты слышится голос Дезире.

Одно могу тебе сказать: если бы я и захотела иметь ребенка, то не от тебя. (Она снова выходит в гостиную и закрывает за собой дверь.)

Фредрик. Ну какая из тебя мать?!

Не успел он договорить, как Дезире отвешивает ему оплеуху, сбив на сторону ночной колпак. На щеке у Фредрика ярким багровым пятном – отпечаток сильной и решительной руки. В это мгновение в комнату входит Mалла с дымящимся пуншем.

Дезире. Пей свой пунш и проваливай.

Mалла. Разрешите пожелать вам обоим спокойной ночи.

Дезире. Ты все такой же. До ужаса серьезен, если дело касается тебя самого, но туп и циничен, когда речь идет о других.

Фредрик. Мне хотелось бы кое-что сказать тебе, можно?

Дезире. Нет, нельзя. Какое важное событие! У тебя наконец появились чувства, а не только животные инстинкты. Исключительно интересно и трогательно. (Сердито.) Но у меня тоже есть чувства!

Фредрик. Успокойся, Дезире.

Дезире. Я совершенно спокойна; это ты поднимаешь шум. Я не виновата, что у меня есть актерский темперамент.

Фредрик. Можно мне сказать одну вещь?

Дезире (еще более сердито). Я сказала – нет. Ах ты старый павиан, чтоб тебе вечно в грязной луже торчать.

Фредрик. Мне пришлось столько перестрадать!

Дезире. Тебе – перестрадать? А отчего? Жали ботинки? У адвоката Фредрика Эгермана в мыслях всегда такой же порядок, как и на письменном столе.

Фредрик (повышая голос). Теперь я хочу сказать!

Дезире. Нет! Говорить буду я, а когда я говорю, то не замолчу, даже если мне нечего сказать; ну вот, ты так разозлил меня, что я потеряла нить, – всегда ты так! Ладно, что там у тебя?

Фредрик. Забыл.

Mалла. Можно я пойду спать?

Дезире. Спокойной ночи, Малла.

Старушка, вздохнув, уходит. Фредрик маленькими глотками потягивает пунш.

Хочешь сахару?

Фредрик. Нет, благодарю.

Снова молчание. Часы на стене бьют один раз. Дезире сидит в кресле у камина. Опустила голову на руки, она без сил. Фредрик тянется к ней, касается ее руки.

Прости мою бестактность.

Дезире. Я полагаю, ты тоже знаешь, что такое одиночество. Несмотря на молодую жену и взрослого сына.

Фредрик (улыбается). Иногда мне кажется, что мой дом – детский сад любви.