— Не знаю… Я очень занята, не смогу вырваться и на полдня.
— А вам и не придется отрываться: я прилечу к вам в институт. Можно?
— Сюда? В Антарктиду?
— Да, в Антарктиду.
И в голосе его, и в выражении лица было столько мольбы, что Клара не смогла отказать. А теперь уже жалела. Зачем ей это свидание?
Уранос прилетел на следующий день, как и обещал. Клара ждала его в оранжерее, бродя между огромными пальмами и время от времени поглядывая на часы. На какое-то мгновенье возник в сознании облик Никифора, но она сразу же отогнала от себя это воспоминание и сосредоточилась на Ураносе. Какой он все-таки деликатный!..
В оранжерее было совсем тихо. Высокий пластиковый свод надежно защищал субтропический парк от будущих метелей, которые неутомимо швыряли снег, словно стремясь во что бы то ни стало пробиться сквозь эту прозрачность к нежной зелени, одеть ее в белое.
Уранос появился внезапно. Ровным шагом ступая по золотистому песку, подошел к ней и слегка наклонил голову:
— Рад вас видеть.
По выражению его желтоватых глаз трудно было определить, действительно он рад или просто вежлив. Клара подала руку.
— А у вас здесь чудесно! Посреди льдов — пальмы, магнолии, кипарисы… О, а это, кажется, лавр?
— Да, это благородный лавр, как говорили в старину. Пойдемте, я покажу вам розы.
С широкой аллеи они свернули на тропинку и, пробираясь между кустарниками, дошли до журчащего ручейка, сквозь прозрачную воду которого были видны самые мелкие камешки.
— А рыба здесь есть?
— Конечно. Форель.
Уранос вздохнул:
— Все-таки жизнь земного человека так коротка, что он не успевает рассмотреть даже собственную планету.
Этот вздох показался Кларе напускным, тем более что ее собеседник словно отделял себя от «земных людей».
Вокруг было много цветов.
Розы были такие чудесные, попадались даже черные и синие. Они тянулись вверх по изогнутым подпоркам, стлались по зеленой траве.
— Фестиваль! — воскликнул гость. — Фестиваль колеров! Уже ради одних таких роз стоило лететь с Луны.
— Разве что ради роз…
В голосе Клары послышалась ирония, и Уранос поспешил исправить свою оплошность:
— Но самая прекрасная роза…
— Не надо эпитетов и метафор! — перебила Клара. — Кстати, я не знаю, как вас величать.
— Простите, Клара, я был тогда так взволнован…
— А я думала, ураносы не волнуются,
Он так и встрепенулся:
— Как, как вы сказали?
— Я про себя назвала вас Ураносом. Вы ведь рассказывали…
— А-а… Точно. Впопад.
— А как же ваше имя?
— Зовите… Генрихом, если угодно.
— А мое имя вы уже откуда-то знаете…
— О, мы много знаем о том, что нас интересует.
Притихшим голосом, рассчитанным на сочувствие, он произнес, что до сих пор ему не посчастливилось встретить такую чудесную девушку, как Клара. Были, конечно, знакомства, но все не то.
— Ну а как ваш проект моделирования истории? — Клара перевела разговор на другую тему.
— Экспертная комиссия одобрила.
— Вот как! А вы лично считаете, что он совершенен?
— К сожалению, до совершенства конечно же далеко. Нет гарантии, что результаты не будут искажены. Впрочем, время покажет. Попробовать стоит.
— А в чем, по-вашему, несовершенства?
Генрих охотно изложил свои соображения:
— Что такое история, собственно говоря? Это цепь событий во времени и в пространстве. Так вот, если пространство мы обеспечим, то время… Вы ведь понимаете, мы не можем растягивать эксперимент, скажем, на три тысячи лет. Необходимо ускорение. И здесь важно определить коэффициент.
— Это было бы забавно: философы не прогуливаются, а бегают и на бегу декларируют свою мудрость.
— Философов можно еще привести в чувство: их мысли известны, марудить и тратить время попусту никто им не позволит. А вот передислокации армий, сражения, войны… Хотя, впрочем, скорость идей и процессов — явление относительное. Быть может, в сравнении с каким-нибудь обществом на другом конце Галактики земляне живут в молниеносном, так сказать, темпе.
— Возможно, — согласилась Клара. — Но интенсивность может привести к разного рода последствиям. И меня волнует вот что. Кажется мне, проект в самой своей сути антигуманен. Я вам об этом уже говорила.
Генрих не мог согласиться с этим и подчеркнул, что биороботы — это, собственно, механизмы и более того — всего-навсего символы давным-давно действовавших сил.
— Механизмы… с эмоциями? Чем же они отличаются от людей?
Генрих пустился в рассуждения о юридическом статусе биороботов, о их происхождении. К тому же эксперимент, по всей вероятности, придется расчленить — запрограммировать только узловые, критические моменты, влиявшие на ход истории. Но Клара не отступалась, и Генрих в конце концов вынужден был перевести разговор на другую тему.
Затем, расположившись у Большого фонтана, они заговорили о Клариной работе. Из вежливости Генрих поинтересовался новыми открытиями института «Геомагнитный полюс».
— Ничего особенного, — без энтузиазма сказала Клара. Установлена тенденция к снижению напряжения магнитного поля.
— Любопытно, как это интерпретируют ваши теоретики?
— Появилась очередная гипотеза — синхронной периодической пульсации.
— И какая же периодичность определена?
— Нынешние параметры считаются началом нового периода, а сколько он продлится…
— Очень интересно.
— Да? А я не вижу в этом ничего особенного.
После непродолжительной паузы Генрих деликатно предложил:
— А не совершить ли вам вылазку на снег?
Клара виновато улыбнулась:
— Я боюсь холода. Да и времени нет. — Встала. — Вы сейчас куда — на Космическую Пращу?
— Да. — В голосе Генриха прозвучало разочарование. — Я должен вернуться на свою базу.
— Счастливого пути!
— А смогу ли я еще как-нибудь побывать здесь?
— Да, — сдержанно разрешила Клара.
Генрих просиял.
Языки пламени лизнули одежду Никифора, поползли по рукам, по груди, по спине. В одно мгновенье огонь охватил его всего, золотистые лепестки заплясали, словно празднуя какой-то ужасный праздник на голом теле. Больно, ох как нестерпимо больно! И внутри огонь: жжет, душит, не дает вздохнуть. Ноги тоже
