При этом почему-то раздался тонкий крик и глухой удар. Что это было, Иван не понял.
Несколько мгновений он не понимал вообще ничего. Перед глазами у него стояла тьма. Потом он почувствовал, что сильно саднит щека и что на плече его лежит какая-то тяжесть.
Иван приподнялся на локтях, сбрасывая с себя тяжесть. Она, эта тяжесть, оказалась телом мужчины, с которым он только что дрался так яростно и так бестолково. В следующую секунду тело застонало и перевернулось на спину. Звякнул об асфальт нож. Иван вскочил и ударил по ножу ногой. Взвизгнула, скользя по асфальту, сталь, и нож отлетел в темноту.
Иван поднял взгляд и увидел Северину. Она стояла в шаге от него у тюремных ворот, прижимая к груди разорванный пакет. Пакет был пустой, а на асфальте перед Севериной валялась книжка. Она была открыта, и по ее страницам стучал дождь.
– Я попала ему в висок, – сказала Северина. – И книга оказалась тяжелой. Мне просто повезло.
– Это мне повезло, – сказал Иван.
Он нагнулся и поднял книжку. Он сам передал ее в СИЗО; это была антология поэзии ХХ века.
Спокойствие охватило его в ту же минуту, когда он увидел Северину. В темноте, под дождем, на выщербленном асфальте ее прекрасная нездешняя сущность была пронзительна.
Иванов противник заскрежетал зубами и сел, потирая коротко стриженную голову.
– Думаешь, повезло тебе? – процедил он, глядя на Ивана. Маленькие глаза сверкали, как у раненого носорога. – Думаешь, свежачок отхватил? Да я эту блядь во все дырки отымел, раньше чем она к тебе в койку влезла! Еще, может, пацан мой вообще! Это еще доказать надо!
Северина вскинула руки – как-то непонятно вскинула, коротко и нелепо, – тоненько всхлипнула и бросилась бежать. Иван рванулся за ней, но на мгновенье приостановился, обернулся и с размаху ударил сидящего на асфальте ногой под дых. Может, это был подлый удар – ему некогда было разбираться в таких тонкостях. Он вложил в этот удар столько ярости, что сразу почувствовал в груди пустоту, а в ушах звон.
Из-за этого звона Иван уже не слышал, что за слова неслись ему вслед. Да это и не имело для него значения.
Он летел сквозь кромешную тьму осенних улиц, не понимая, куда делась Северина.
Она исчезла в мгновенье ока. Ее не было.
Иван остановился. Надо было понять, куда он бежит. Может, вообще в противоположном направлении.
– Северина! – позвал он. – Я здесь.
Он прислушался. Ответа не было. Только дождь тихо стучал по листьям.
И так же тихо, так же природно послышалось Ивану дыхание. Даже не дыхание, а один только легкий выдох. Он донесся из-за раскидистого куста, росшего у дороги.
Иван бросился к кусту. Это был бересклет. Он был усыпан темными ягодами и блестящими дождевыми каплями.
Северина сидела под ним на земле. Как раз когда Иван присел перед нею на корточки, она стала медленно заваливаться назад. Если бы он не подхватил ее под спину, она исчезла, утонула бы в ветках бересклета.
Иван поднялся, держа ее на руках. Светлые длинные пряди ее волос потемнели, прилипли ко лбу, к щекам. Он отвел их губами: руки были заняты. Лицо Северины, и всегда-то матовое, сейчас было белым совершенно. Если бы Иван не чувствовал, как бьется ее сердце у его груди, то подумал бы, что она мертвая.
– Северина… – снова позвал он. – Что с тобой?
Ее ресницы дрогнули, но не приоткрылись. Он видел, что ей не хватает сил на то, чтобы открыть глаза. Ее непрочность, уязвимость была пугающе очевидна.
Иван прижал ее к себе так сильно, что, может, ей стало даже больно. Да, наверное, – по ее лицу пробежала волна боли, и она приоткрыла глаза. Иван вздохнул с некоторым облегчением.
– Ну что ты? – Он коснулся губами ее лба. – Холодная как ледышка. Испугалась?
Ее губы дрогнули. Кажется, у нее просто не было сил говорить.
Иван вспомнил, что у него в машине есть термос. Чай в нем был сладкий и, может, даже еще горячий. Он так этому обрадовался, что глупо воскликнул:
– Отлично! Пойдем.
И пошел по тротуару вдоль тяжелых, как комоды, старых купеческих домов, крепко прижимая к себе Северину.
Глава 15
– Я думаю, теперь вам надо меня оставить.
– Да? – усмехнулся Иван. – И почему же?
– Потому что он сказал правду.
– Кто?
– Алексей. Мастер участка. Тот человек, с которым вы дрались.
– Почему ты опять меня на «вы» зовешь?
– Потому что вам теперь лучше меня оставить.
– А тебе? Тебе что теперь лучше?
– Это неважно.
– Это важно!
Иван наконец разозлился: ему надоел этот потусторонний разговор. Он стоял перед Севериной, а она сидела на заднем сиденье его машины, опустив ноги в открытую дверцу, и судорожно сжимала тонкими пальцами плед у себя под горлом. Он сам завернул ее в этот плед и сам влил в нее порциями весь горячий сладкий чай из термоса. От тепла внутри и снаружи Северина пришла в себя. И ее нынешнее оцепенение было, слава богу, уже не физическим, это Иван видел.
– Ведь вы были не первым моим мужчиной. Вы не могли этого не заметить, – сказала она, наконец поднимая на него глаза.
Слезы стояли в ее глазах как линзы.
– Не знаю, заметила ты или нет, – усмехнулся он, – но ты тоже была не первой моей женщиной.
– Это разные вещи.
– Ты, я смотрю, не феминистка.
– Я совсем его не любила. Но уступила ему. Это грех.
– Ты так религиозна?
– Нет. Но религиозность здесь ни при чем. Нельзя быть с человеком, которого не любишь. И даже то, что вскоре я этому ужаснулась, не может служить мне оправданием. Почему вы на меня так смотрите? – тихо спросила она.
– Я слушаю. Мне страшно нравится, как ты говоришь.
– Я не могу говорить по-другому. Я пыталась, но у меня не получается.
– И не надо. Мне нравится, как ты говоришь, – повторил Иван. И объяснил: – Большинство людей или просто передают информацию – ну вот как я, например, – или издают какие-то убогие звуки. Слушать скучно и тех и других.
– Вас не скучно слушать. Но вы не должны уходить от главного. Вам не надо меня жалеть.
– Я тебя не жалею. – Иван присел на корточки перед открытой дверью машины. – Я тебя люблю.
Северина тихо ахнула. Руки у нее опустились, и плед сразу же упал с ее плеч. Плечи были голые, потому что, прежде чем завернуть ее в этот плед, Иван снял с нее мокрую одежду.
Эти тоненькие, бестелесные плечи возбуждали его так, что скулы сводило! Он с трудом сдержал какой- то звериный рык, увидев их. Иван не понимал, как сочетается в нем любовь, от которой вздрагивает и бьется у горла сердце, с таким вот бешеным вожделением.
«Как-как… Как в любом мужчине».
Это была последняя связная, оценочная мысль, которая мелькнула у него в голове.
Он подтянул Северину к себе, одновременно дергая за рычаг, с помощью которого раскладывались сиденья. Спасибо японскому автопрому – в его машине это можно было сделать одним движением, и места образовывалось много. Иван лег, да что там лег, просто упал на Северину. Может, он слишком сильно
