Корево снова взялся за револьвер. Большими толстыми пальцами насытил пустой барабан желтыми головками патронов.
– Ты для меня тоже это все! – заявил он, целя Вознесенскому прямо в лоб. – И прихлопну я тебя, как муху!
– Иди ты к такой матери, – послал его Вознесенский. – Тебе ли, гаденышу, дано убить меня? Ведь ты же – трус, и от трусости этой даже пьешь не каждодневно, а запоями. От трусости и стреляешь вокруг... Кого ты напугал? Только городового. А губернатор как плевал на тебя, так и будет плевать!
Игнатий Корево – с глазами, слипшимися от перепоя, – садил пули куда попало. Летели стекла в окнах, звенела в шкафу разбиваемая посуда.
– Молодец, Игнатька! – говорил Вознесенский. – Вот бы ты еще в меня залепил... кстати! Дай погремушку сюда, я докажу тебе, как надо стрелять по всем правилам жизни и смерти...
Корево протянул ему револьвер со словами:
– Держи. А то у меня даже палец дергать устал...
Вознесенский вложил дуло в рот себе. Зубами стиснул ржавое противное железо.
– Смотри, как надо, – сказал он, не размыкая зубов, и пальцем нащупал курок...
Он не упал. Лишь покачнулся, навалясь грудью на ребро стола. И продолжал сидеть, как живой. Только струя крови, темной и густой, как деготь, струилась изо рта в стакан с недопитой водкой.
Напротив него, окаменев, сидел Корево. И не понимал – что произошло. И только когда кровь пошла быстрее, когда она заполнила стакан, когда перелилась на стол, когда зажурчало уже по полу, тогда он пришел в себя.
– Вот подлец! – заорал он на покойника. – Поддержал компанию, нечего сказать... Теперь возись тут с тобой! А я человек семейный... адвокат, как-никак... У-уй, сволочь какая!
Полиция обыскала мертвеца, и в портсигаре Вознесенского была найдена записка, содержания которой никто не понял: «Неужели мир так и не вздрогнул?»
...................................................................................................
Я не нашел следов Эльяшевой. Она растворилась в жизни гигантского народа так, будто ее никогда и не было на свете.
И казалось, не было той давней истории, что случилась когда-то в Пинеге... Что она помнила? И вспоминала ли?
Кочкарник, мшага, ягель, клюква, серые небеса. Туман.
Звезды над болотом разгорались и снова потухали.
Летит над городом птица – одинокая, как человек без роду и племени. А куда летит – и сама не ведает. Под свистящим крылом ее – чащобы и глушь захолустья российского. А впереди – океан, грохочущий, плещущий, ликующий в безбрежии.
Были люди до нас...
Куда ушли они?
Будут и после нас... Когда придут они?
Двигаясь вперед – от жизни к смерти, из года в год, от эпохи в иную эпоху, – мы иногда невольно озираемся назад.
Люди до нас не были бездушны и бесплотны. Они также мечтали, ссорились, ревновали, ошибались, падали, снова вставали, куда-то шли, страдали от любви неразделенной, получали ее сполна и пили ее, закрыв глаза от счастья.
Целые вулканы страстей бушевали когда-то под каждым могильным камнем.
Теперь там темно. Теперь там тихо.
Последнее
К написанию этой вещи меня толкнули письма ссыльных каракозовцев, которые и дали мне основной материал для моей невеселой повести.
Письма эти опубликованы в журнале «Каторга и ссылка».
Комментарии
Романом «Крейсера» Валентин Пикуль продолжил одну из своих любимых тем – тему истории Дальнего Востока, в которую он окунулся, работая еще над «Богатством» и обдумывая позднее судьбу Окини-сан.
Решение создать роман появилось внезапно. Предшествовала ему страшная трагедия, обрушившаяся на нашу семью. Перед последним экзаменом за десятый класс утонул в море мой сын Виктор, который готовился к поступлению в Севастопольское высшее военно-морское училище имени Нахимова. Валентин Саввич сполна разделил со мной это горе, поддерживал меня своим вниманием и сам долго не мог настроиться на привычный для него творческий режим. Но однажды сказал мне: «Я напишу роман о действиях бригады владивостокских крейсеров в период русско-японской войны. Эта тема мало отражена в научной и художественной литературе. Главным героем будет молодой мичман, и посвящу эту книгу светлой памяти Виктора».
Приступая к работе, Валентин Саввич планировал написать роман за месяц, и он почти уложился в намеченный срок: 25 января положил перед собой на стол первый лист романа с посвящением, а 3 марта 1985 года поставил последнюю точку.
Роман «Крейсера» был приурочен В. Пикулем к трагической для нашей страны годовщине Цусимского сражения. В одном из интервью Валентин Саввич говорил: «Я сознательно решил откликнуться на эти события. Мне хотелось предвосхитить самурайские вопли по поводу юбилейных для них торжеств, напомнив, во-первых, о беззаветном героизме русских моряков и, во-вторых, рассказать о том, что была еще первая битва при Цусиме в 1904 году, когда три наших крейсера приняли неравный бой с целой эскадрой японских броневых крейсеров под флагом Гиконойо Камимуры. „Рюрик“ героически погиб, открыв кингстоны, а два крейсера вернулись во Владивосток».
Впервые роман увидел свет в 8-м и 9-м номерах журнала «Молодая гвардия» за 1985 год. Договор на публикацию был заключен автором с главным редактором журнала – Анатолием Ивановым. Нужно отметить, что Анатолий Степанович в трудные для Валентина Саввича времена не боялся печатать его книги и всегда поддерживал морально, хотя лично они знакомы не были.
По форме изложения роман «Крейсера» мало характерен для пикулевской манеры письма: книга не разбита на главы – автор хотел, чтобы читатель прочел произведение как бы на одном дыхании.
Действие романа развертывается в основном на дальневосточных морских коммуникациях в период русско-японской войны, где в полную меру проявились мужество и героизм, стойкость и самопожертвование наших моряков во славу Отечества.
Вызывает искреннюю симпатию главный герой – мичман Панафидин.
Панафидин – образ собирательный, но не исключено, что он имеет своего прототипа: уж очень пристально и дотошно изучал автор «Панафидинский Летописец», опубликованный пушкинистами в 1915 году. И это, по-видимому, не случайно.
Дело в том, что детские воспоминания об отчем доме у Валентина Саввича, как и у большинства людей, связаны с различными мелочами. Так, в семье Пикулей были вилки и ложки с гербом рода Панафидиных. Со слов бабушки Василисы Минзевны Карениной, которую Валентин Саввич очень любил и которой посвятил роман «Нечистая сила», ее муж был «барский барин» из дворянского рода Панафидиных. Это был древний дворянский род, ведущий начало от Дея Панафидина, по прозвищу Улита, владевшего имением в Ржевском уезде. В роду было 13 морских офицеров, были и писатели... Есть во всем этом что-то загадочное. Не из тех ли времен и мест залетела божья искорка и разгорелась в творчестве В. Пикуля?
Небольшой по объему (15 авторских листов) роман чаще печатался в сборниках: в 1987 году «Современник» выпустил книгу под названием «Невидимки», включающую романы «Богатство» и «Крейсера»; в 1988 году Днепропетровское издательство «Проминь» повторило это издание; «Крейсера» и «Три возраста Окини-сан» объединил сборник, выпущенный Воениздатом в 1988 году. Отдельной книгой роман в 1989 году вышел в издательстве «Современник» в малоформатном исполнении. В этом же году софийское «Военное издательство» обнародовало роман Пикуля с ласково звучащим по-болгарски названием «Крайцерите».
Автор получил много восторженных откликов на свой роман. В них благодарность, признательность, восхищение и... упреки: зачем убивать Панафидина, лучше – Житецкого.
