очень скорое повышение в чине...
Когорта была построена и ждала одного – приказов!
Десятая когорта стояла под проливным дождем на казарменном дворе. Она стояла – четкая, невозмутимая, молчаливая.
– Бутри! – велел Мале. – Читайте указ неторопливо и выразительно, чтобы любой солдат проникся каждым словом...
Бутри встал под навес и развернул лист воззвания:
«ГРАЖДАНЕ И СОЛДАТЫ!
Бонапарта не существует. Тиран пал под ударами мстителей. Он получил то, что заслужил от нации и всего человечества. Если мы должны краснеть за то, что долго покорялись этому корсиканцу, то мы слишком горды, чтобы покоряться и его отпрыску... Мобилизуйте всю энергию, чтобы сорвать с себя постыдное ярмо... Нет уже того, кто проливал нашу кровь в несправедливых и возмутительных войнах. Умрем, если надо, за нацию, за общую свободу!»
Бутри, кажется, и сам был потрясен прочитанным.
– Я закончил, господин комендант, – сказал он.
– Благодарю вас... Капитан Пиккерель, – напомнил Мале, – передайте Сулье, что я забираю его когорту, как и договорились. В начале дня солдаты вернутся в казармы.
– Пожалуйста, – равнодушно отвечал Пиккерель.
– Впрочем, вы тоже последуете за нами.
Пиккерель, забежав вперед, встал перед когортой.
– «Конспирация»! – А отзыв: «Кампания»!
Когорта окружила тюрьму Ла-Форс, и Мале велел открывать ворота. Караульный сержант, растерянный, впустил генерала, комиссара полиции Бутри и солдат в канцелярию замка.
– Сержант, сразу проведите нас к майору де Бюгоню...
Коменданту тюрьмы снилось в эту ночь что угодно – только не его бывший узник, от которого он так удачно избавился.
Стоя над его постелью, генерал Мале приказал:
– Комиссар, читайте указ сената...
Бутри, красуясь трехцветным шарфом, прочел указ об освобождении из-под ареста генералов Лагори с Гидалем и всех иных узников, на которых будет конкретно указано.
– Вы все поняли, майор? – спросил Мале.
– Какая-то галиматья, – отвечал комендант Ла-Форса. – Или вы разбудите меня, или читайте ваш указ снова.
– Хорошо, – сдержанно согласился Мале. – Вы, комиссар, читайте заново... Ну, теперь-то вы поняли, майор?
– Не понял! И, видать, никогда не пойму.
Бутри, быстро входя в роль полицейского, схватил коменданта за редкие пряди волос, торчавшие из-под колпака:
– Проснулись, черт бы вас драл?
– Еще бы не проснуться, молодой человек...
– Тогда убедитесь своими глазами. Читайте сами!
Де Бюгонь сам прочел указ сената, изготовленный в глубоком подполье филадельфов, колупнул пальцем поддельные печати.
– Ну? – настаивал Бутри. – Поверили?
– Нет.
– Вы что – неграмотный?
– Вот потому-то, что родители (вечная им память!) научили меня читать, я ничего и не понимаю...
– Объясняйтесь быстрее.
– Ваш указ фальшивый! – честно, даже не мигнув, заявил де Бюгонь. – Бумаги подобного рода скрепляются рукою министра полиции, а... Где же здесь подпись хотя бы префекта Паскье?
– Что за глупая формальность? – вмешался Мале. – Подписи Паскье вы не видите, но меня-то вы хорошо видите?
– Вас, да, вижу...
– Так какую же еще фурию вам надобно?
– Простите, генерал. Но, разбуди меня сегодня сама фурия, я бы удивился меньше, нежели увидев здесь вас, ибо никакая фурия не стала бы хлопотать об освобождении генералов Лагори и Гидаля. Потому сейчас я потребую от вас одного...
– Ну! Скорее, – торопили его.
– Скоро не получится. Я вынужден отправить посыльного на набережную Малакке, чтобы этот указ подтвердил сам министр.
Миг раздумья, и спальня наполнилась хохотом Мале:
– Вот задача, ха-ха! Сразу видно, что он только что проснулся... Какой министр? Да ведь герцог Ровиго уже объявлен сенатом вне закона, почему и подпись его не имеет значения. Наконец, во Франции нет уже герцогов. Все французы с гордостью именуют себя свободными гражданами республики...
Мишо де Бюгонь был смелым человеком, но и он стал мелко дрожать под своим одеялом. Мале подал ему панталоны:
– Мы отвернемся, щадя вашу стыдливость. Одевайтесь, майор, поскорее. Сразу начнем открывать замки камер!
Первым делом он освободил корсиканца:
– Боккеямпе, выходи! Наступил час, когда ты сможешь отомстить за свое поруганное отечество...
Гидаль с вечера крепко подвыпил. Накануне Савари-Ровиго объявил, что в Марселе его ждут не дождутся инквизиторы трибунала. А потому, услышав лязг дверных запоров, рубака решил не сдаваться без драки. Фитиль ночника он сразу задул, и в темной и тесной камере началась страшная потасовка.
– Мой сатана сильнее вашего! – орал Гидаль, выкручиваясь из дружеских объятий. – Можете стрелять в меня, только бы все это кончилось! Плевал я на всех императоров...
– Опомнись, Гидаль, – говорил Мале. – Какой император? Его давно нет, а плюешься в меня... Хлебни вина и выслушай, – успокоил он друга. – Тебе командовать гвардией сената...
Два стражника уже вывели из камеры заспанного генерала Лагори, который держал в руках свои пожитки.
– Это ты, Мале? Чего будишь людей так рано?
– На том свете выспишься... Иди ближе, слушай: тебе предстоит сразу арестовать герцога Ровиго, ведь ты назначен на его пост – министром полиции.
– Я министр... вот как? – малость оторопел Лагори. – Вот поеду и наведу порядок. Теперь-то полиция не станет хватать людей прямо на улице... Где брать герцога Ровиго?
– В его же отеле на улице Святых Отцов. Поторопись, да прихвати с собою капитана Пиккереля с его солдатами.
Лагори показал на свой узел с вещами:
– Не знаю, куда деть все это?
– А что у тебя там?
– Да всякое барахло бездомного солдата.
– Бросай все к дьяволу!
– Ладно. Я поехал.
– Торопись, торопись, – горячил друга Мале.
Вот она, улица Святых Отцов... В окнах кабинета герцога Ровиго всю ночь не угасал свет.
