Походил Олег Иваныч по кабинету, открыл баночку пива, выкинул в форточку. Бросил недовольный взгляд на валяющийся на подоконнике (прямо на горах бланков) недавно сорвавшийся со стены карниз со шторами. Повесить бы, да некогда все…
Резко распахнулась дверь. Без стука, естественно… Начальник, черт его, принесла нелегкая…
— А, господин майор! — нехорошо осклабился начальник. — Рад наконец видеть вас на рабочем месте, сэр! А где этот?
Под словом «этот», видимо, подразумевался капитан Востриков.
— Я ж тебе говорил, Иваныч, не надо с Колькой пить! — устало вздохнув, начальник уселся на стул и, недовольно покосившись на календарик с портретом группы «Кисе», прикнопленный старым меломаном майором Завойским прямо под текстом присяги сотрудников ОВД, вздохнул: — Тебе вон ничего, а он наверняка в запой ушел! А между прочим, конец квартала, ты в курсе, да?
Олег Иваныч лениво кивнул.
— Ну, а раз в курсе… Ты, слышь, с выходом дел уж постарайся, Иваныч, — просительно произнес начальник. — Только не заболей… А я тебе — все что угодно… В разумных пределах, конечно… Ты, кажется, в отгулы хотел, куда-то там съездить… В этот, как его… Тихвин, да?
Олег пожал плечами:
— У нас дело по тихвинским лесорубам висит, черным… у Вострикова… Но там, считай, — конфетка. Колька говорил, чуть-чуть осталось…
Услыхав про тихвинское лесное дело, начальник воспрянул духом. Дело сие находилось под личным контролем районного прокурора Чемоданова, все возможные сроки по нему вышли, но, по словам Вострикова, дознание вроде бы приближалось к концу…
К концу-то к концу… Только Олег Иваныч лучше всякого другого — даже лучше начальника — знал, что это только так кажется. Сунешься опись составлять — то бумажки какой нет, то характеристики, то очная ставка не проведена, а если и проведена, то не с теми, с кем бы надо, короче — не говори гоп, пока не перепрыгнешь…
— Да, если б мы это дело сбагрили, можно было б сколь угодно карточек в Информационный центр направить… — мечтательно произнес начальник (в отличие от дослуживавшего до пенсии Олега, он делал карьеру). — Валерик, — (так он за глаза называл прокурора), — подписал бы, авансом… А уж мы б потом потихоньку разгреблись бы, в первый раз, что ли… Слушай, Иваныч! — начальник неожиданно схватил Олега за рукав, словно боялся, что тот сейчас улетит из кабинета прямиком в открытую форточку. — Ты, если что, помоги Колянычу по лесорубам, а? А всякой своей мелочью потом займешься, не торопясь… Придет он, Колька-то, глянь свежим взглядом, че как… Лады? Да не чихай ты!
Олег Иваныч хмыкнул. Идея начальника отвлечься от всякой надоевшей до печенок дряни и помочь коллеге, по зрелому размышлению, была не так уж и дурна, как казалось поначалу. Можно будет под это дело и в Тихвин скататься, к старому дружбану Рощину в гости, Рощин там старшим участковым пашет, в поселке каком-то… то ли Шугозеро… то ли в Пашозеро… Олег их все время путал, хоть и бывал в каждом по нескольку раз на рыбалке… В общем, в каком-то Озере…
— Ладно, согласен, — кивнул головой Олег Иваныч. — Поможем, чем можем. Только это… тачка-то у меня того, второй месяц в ремонте.
— А, после того столба, — понимающе ухмыльнулся начальник. — Так в Тихвин автобусы ходят, с Обводного… Или, вон, электрички… Если что, командировочные выпишем сразу, раз такое дело. Да, — уходя, начальник обернулся, неодобрительно окинув взглядом кабинет, — коли этот черт Востриков придет, вы хоть карниз повесьте, а то у оперов проверяющий из Главка — вдруг и к нам заглянет, неудобно. Да и злой он, как сто чертей… Пока шел, кто-то из наших ему прямо на башку банку пивную кинул. Снайперы, блин…
— Ну, это опера, кто же еще-то… У них всегда из окон чего только не летит — то бутылки, то презервативы. А вообще… — Олег Иваныч поднял указательный палец. — Не хрен всяким там проверяющим под окнами шляться!
Появившийся к вечеру Востриков — маленький, худой, взъерошенный, чем-то похожий на трудного подростка — бросив презрительный взгляд на карниз, предложил приклеить его к обоям скотчем. Что и сделали.
А дело по лесу Олег Иваныч просмотрел за полчаса. Так, довольно бегло… Но уже и после этого было ясно, что ехать в Тихвин придется: нет допроса одного из свидетелей, сторожа леспромхоза, а его показания здесь будут в тему, других бы тоже передопросить не мешает, в свете новых, недавно открывшихся данных… ну и не хватает протокола осмотра орудия преступления — лесовоза «Урал» с фишкой. Всего их три, лесовоза. Два в деле имеются, а третьего — нет. Ни протокола осмотра, ни фото, ни, на худой конец, расписки. И главное, не замылить-то его никак — во всех допросах фигурирует. Делать нечего, придется ехать.
Аапчхи!
Прилепленный скотчем карниз с грохотом свалился на стол. Будьте здоровы, Олег Иваныч!
Он приехал в Тихвин около девяти вечера.
Выйдя из автобуса, вытащил из ушей наушники плеера и завращал головой, выискивая приятеля. Пассажиры на посадочной платформе — их было не так уж много — лениво ругали городские власти. Несколько поддатого вида парней вывалились из какого-то небольшого питейного заведения и, пошатываясь, поплелись вдоль по улице, в охотку — громко и весело — матерясь. Напротив питейного заведения росли несколько тополей — ветер играл белым невесомым пухом, нес его по площади, скатывая в мягкие шарики, швырял в лица прохожих. Под тополями, сидя на старых картофельных ящиках, лаялись, не поделив клиентов, торговки подсолнечными семечками…
И ведь хорошо лаялись, собаки, не просто так, с выдумкой. Да с такой… ну, блин! Ну, молодцы, бабки, просто виртуозы устного народного творчества!
Это ж надо!
Олег Иваныч восхищенно присвистнул.
Последний раз столь образную речь пришлось ему слышать лет пять назад, когда арестовывал Валеру Лошадь — знаменитого питерского ломщика, признанного Невским народным судом особо опасным рецидивистом еще в далеком семьдесят пятом году — завершающем году девятой пятилетки. Именно в этом году и привела мама юного Олега в фехтовальную секцию…
— Э, нет, сразу рапиру не хватай… Сегодня побегаем… Теперь — в первую позицию… Нога сюда… рука сюда… Да не этакой раскорякой… Вот! Уже на что-то похоже…
— …держать легко и нежно, как полевой цветок! Что ты ее так судорожно хватаешь, Олежа? Это же рапира, а не курица, не улетит. Рапира легка и стремительна, клинок быстр и неуловим, бой — ураган! Рапира — основа тактики, фундамент мастерства… вашего мастерства, ребята! Кто спросил о шпаге? Да, шпага повеселее. Бой — как игра! Блеск, красота! Однако шпага — не рапира. Тяжелей и массивней. Первое время у вас от нее руки отвалятся… Лет с пятнадцати шпагой начнем… Если доживете… Шучу… Прэ?
— Прэ!!!
— Алле!!!
На вокзальной площади вокруг торговок носились мелкие дети какого-то вполне бомжеватого вида. Дети клянчили семечки, попрошайничали и тоже ругались, не уступая в образности ни торговкам, ни, на взгляд Олег Иваныча, даже самому Валере. Лошади, а уж тот знал толк в матерщине.
Оранжевое остывающее солнце медленно катилось вниз, к зеленовато-пепельной полосе далекого леса. Меж лесом и автостанцией сквозь заросли кустов и деревьев кое-где проблескивала серебристая лента реки.
Из-за подъезжавшего к остановке автобуса выскочил, тарахтя, ярко-желтый ментовский мотоцикл. Промчался по улице, поднимая тучу пыли, и шумно затормозил напротив Олега. Усатый мотоциклист — Олег Иваныч сразу узнал Рощина — в темных противосолнечных очках и джинсах — приветливо махнул рукой и кивнул на коляску:
— Здорово, Иваныч! Немного задержался, оперативка, мать ее… Ну садись, садись, поехали!
Олег Иваныч хорошо себе представлял стиль езды бывшего мотокроссмена Рощина, а потому не торопился воспользоваться его любезным предложением. Лишь убедившись, что никакой другой милицейской техники поблизости не наблюдается, со вздохом полез в коляску.
