Демьян молча кивнул.
— Ну так иди, навести родственников. Про нас только молчи. Вечерком кликнешь, как потемнее станет. Пред тем вызнай все.
Махнул рукой Демьян, знамо дело, вызнает. Шапку набекрень сдвинув, выехал из лесу.
Всполошились на реке бабы — ну, как лихой человек какой? Ведра с бельем выстиранным побросав, с визгом на холм побежали.
Догнал их Демьян, крикнул:
— Не пужайся, тетка Велисина!
Остановилась Велисина, руку к глазам приложила:
— Ой, бабы! То ж Демьянко, племяш мой, с Паш-озера! Да вырос-то как… Прошло летось-то уж совсем сопленосый был… Ой, гостюшко!
— С Тихвина, с ярмарки еду, — спешившись и идя рядом с теткой, важно изрек Демьян. Шедшие рядом бабы с интересом прислушивались к беседе.
Они здорово замерзли к вечеру, Олег Иваныч и его люди, а больше всех — Ульянка, аж нос побелел, пришлось Олексахе растирать снегом нос-то. Больно Ульянке было, да не ревела девка — терпела молча. Костра не жгли — опасались. Как стемнело — факелы зажгли на погосте, мужиков из леса встречали. Потом и факелы погасли. Тишь наступила — ровно и не погост, а холм пустой. Лишь собаки изредка лаяли, хорошо — ветер оттуда, не чуяли псы чужих-то людишек, в лесной чащобе таящихся.
А морозец-то крепчал к ночи! С коней слезши, переминались с ноги на ногу парни, толкались шутливо, руками похлопывали — все молча, болтать запретил Олег Иваныч — мало ли.
На небе — луна огромная, да и вызвездило! Звезды — яркие, желтые, словно глаза волчьи. Вот Матка — Большая Медведица, а вот, рядом, Малая… Больше не знал созвездий Олег Иваныч — и эти-то с трудом вспомнил, и то после того, как парни растолковали. Уж им-то, охотникам, никуда без созвездий. Бывает, и до ночи в лесу проходишь — потом как в обрат возвращаться? По звездам только…
Совсем уж замерзли, как — чу! — захрустело рядом. Парни — за рогатины. Олег Иваныч меч вытащил.
— Иваныч, тут ли ты?
Ну, слава Богу! Демьян…
— По-скорому надо, — распорядился пришедший Демьян. — Да без лошадей, чтоб не ржали. Акинфий у ворот ждет — откроет. Собаки прикормлены… правда, один черт, брехать будут… Ну, тут уж никак.
— Ульянка! Тебе за лошадьми смотреть.
— Да вы что, сдурели? Хотите, чтоб волк меня съел?
— Да не дело девку в лесу одну оставлять. Олексаха мне там надобен. Придется тебе, Зван. По дороге в распадок коней отгонишь, там и костерок можно. Вот те мясо да баклажка с брагой. Трут да огниво есть ли?
— Найдутся, чай. Не впервой, заночую.
— Ну, тогда — с Богом!
Черной громадой поднимался на фоне серебристого от лунного света неба холм с тыном. Темнели на белом снегу баньки. Затянулась, подернулась свежим ледком прорубь.
Вот и щель в воротах, протиснулись — мужик с узкой бородой, в лисьей шапке — Акинфий, быстро закрыл ворота.
Псы… Ух, и залаяли! Всполошились… Словно и не люди вошли — волки.
— Скорей в избу, — заперев ворота, махнул рукой Акинфий, с сомнением оглядывая гостей. Не маловато ли будет против Ставровых-то?
Тепло!
Очаг, сложенный из камней, в центре избы. Растекающийся под крышей дым медленно выползал в узкое волоковое оконце. Дуло. Из углов, из щелей, с волока…
Демьянова тетка Велисина — высокая, рано постаревшая женщина, с узким, изрезанным мелкими морщинами лицом — поклонившись, молча указала гостям на длинный стол, сбитый из прочного ясеня. У стола, на лавках, сидело все Акинфиево семейство: двое взрослых сыновей с женами да младшие дети — мальчик и девочка, оба лет по пяти. В зыбках из лыка покачивались грудные внуки. На другой половине избы, за загородкой, шумно дышал скот. Коровы, кабанчики, лошадь. Остро пахло навозом.
В большом горшке красной глины, стоявшем посередине стола, дымилась овсяная каша с сочными кусками мяса. Рядом, прямо на столе, грудой лежали весянские ржаные лепешки с просом — калитки. Поклонившись хозяевам, гости уселись за стол. Перекрестились на висевшие в углу образа. Во главе стола уселся большак — Акинфий. Кивнул — все взяли ложки, потянулись к калиткам. Ели… По команде — таскали из горшка мясо. Велисина — большуга — зорко следила, чтоб мяса досталось всем поровну, судя по ее строгому виду — запросто могла ложкой по лбу огреть ослушника. Никто и не торопился. Поговорка — в большой семье мурлом не щелкай — явно не годилась для этих мест. Не торопился и Олег Иваныч — знал: покуда не поедят, никакой беседы не будет. Управившись с калитками и кашей — запили клюквенным квасом. Вытерли губы, помолчали немного…
Жестом руки Акинфий отправил из-за стола лишних, взглянул строго:
— Демьян сказывал, супротив боярина вы… так ли?
Олег Иваныч степенно кивнул:
— Имеется у нас до его здешних людей одно дело. Чужих тут с лета не видали ли?
— Как не видать, видали, — Акинфий усмехнулся, погладил узкую бороду. — Жёнка одна… сказывают — купецка дочь, аль боярыня… и парень. Жёнку-то я сам не видал, а парня видел. Смурной да лицом бел — словно в подполе держат.
— Может, там и держат. Нам бы освободить тех людей надо. Да так, чтоб ни тебя не подставить, ни семейство твое. Тебе ж здесь жить еще.
Олег Иваныч испытующе посмотрел на Акинфия. Большак задумался.
— Так сделаем, — наконец произнес он. — Завтра поутру Игнат — то ключник боярский — на охоту с людишками своими собрался. Вчера еще собак налаживал. Думаю, дня на три к Сало-озеру и далее, к Хундольским болотам… Не раз уж он туда ездит — угодья богатые. Так что на дворе его особливые гости останутся — человек бугаистый, борода куделью — с седмицу уж тут, никуда не ходит, стережет все пойманных… боярыню с отроком. Да людишки, что с бородачом этим, кажись, трое всего. Вот тут и навалитесь! А за три-то дни — успеете куда надо. Только так сотворите, будто ночью то случилось, да и…
Не успел Акинфий больше и рта раскрыть — загремели в дверь, застучали. Собаки — псы цепные — залаяли.
Вышел в сени Акинфий. Гости за оружье — да по углам схоронились.
Долгонько Акинфия не было. Только голоса доносились глухо…
Наконец вошел обратно Акинфий. С ним — мужик в полушубке лисьем, с бородой пегой, бровастый.
— Игнат я, — поклонился мужик гостям с усмешкой. — Ключник боярский.
Ничего не понимал Олег Иваныч. Стоял, словно чурка дубовая, глазами хлопал. Вот, вроде б сговаривались против Игната этого… и что же?
— Дочку мою молодшую изобидел человек боярский Тимоха, — усевшись на лавку, угрюмо произнес Игнат. — Смерти ему хочу и людям его. Да боярина пасуся… На охоту вот уезжаю. А вы… — он хитро прищурился, — вы людишки чужие, вольные… седни здесь — завтра там…
Наконец понял все Олег Иваныч. Ну, хитер ключник! И с Тимохой расправиться — и самому не подставиться… Скажет потом — уехал, мол, на охоту, все честь по чести — приехал: на тебе — перебиты все.
Ну, и то дело.
— Как боярыня да отрок?
— Боярыня ничего себе, хмурая только… а отрок третьего дня плетью исхлестан. За непокорство.
Олег Иваныч сжал зубы. Ну, начнем с утреца ужо.
Утром — засветло еще — выехал Игнат со своими на охоту, по пути в ворота Акинфиевы стукнул — пора, мол. Выглянул из избы Акинфий, кивнул.
