– Давайте-ка пойдем, – предложил Гэри, неопределённо махнув рукой старику поверх склонённой головы женщины. – Вероятно, кладбище скоро закроется.
– Я не хочу уходить, – Майкл прямо-таки с жадностью следил, как слезы струятся из-под платка. Он давно не видел, как кто-то плачет.
– Мэриэн, – снова сказал старик.
– Подожди немного. Ну, пожалуйста, ещё немного.
– Убирайтесь прочь! – внезапно Лора вскочила на ноги, крепко уперев руки в поясницу. – Убирайтесь, чёрт возьми! – Майклу показалось, будто и она сама вот-вот заплачет, но он знал, что это не так. Он по- прежнему сидел, скрестив ноги, и подумал, что у неё чудесные волосы.
Теперь люди уходили. Женщина все ещё плакала. Гэри и старик Карл поддерживали её с двух сторон, шагали медленно и глядели перед собой. Майкл подумал, что они похожи на зрителей, которых не взволновала только что увиденная пьеса, но которых автор непременно спросит об их мнении на следующее же утро. Майкл следил, как они идут, изучая своим обострившимся после смерти зрением, как скользят и спотыкаются на рассыпанном гравии их ноги, запоминая, как старик Карл убирает руки в карманы, а несколько секунд спустя вынимает их, и так – снова и снова, морщась вместе с Гэри, когда тому в ботинок попадал камешек. Камешек особенно легко было почувствовать, благодаря быстро восстановившимся воспоминаниям о ходьбе. Он наблюдал, как молодой человек встряхивает ногу, отставляя её в сторону, словно лапку, и вместе с Гэри облегченно вздохнул, когда камешек наконец-то прочно обосновался под сводом стопы.
Внезапно Лора закричала и пустилась за ними вдогонку. Она выставила руки перед собой, как если бы боялась упасть. Бежала она неуклюже, без малейшего изящества.
– Не стоит! – крикнул ей вслед Майкл. – Ты и дотронуться до них не сможешь! – но она уже остановилась, и очень быстро направилась обратно, к нему. Ладони её быстро сжимались и разжимались, но она была совершенно спокойна.
– Не знаю, почему я это сделала, – сказала она, снова садясь с ним рядом. – Я же понимала, что это бесполезно.
– Не позволяй себе такого, – резко сказал Майкл. – Никогда не позволяй.
Лора выглядела несколько растерянной.
– Мы что, у подножия Небес? Я была уверена, что попаду на небеса. Я достаточно уныло жила.
– Мы на Йоркчестерском кладбище, – ответил Майкл. – А Небеса и Ад – это только для живых.
– Как жаль, – Лора попыталась сорвать травинку, и Майкл подмигнул ей, когда её пальцы прошли сквозь траву. Она не выразила своих чувств, разве что сжала руки и упёрла их в колени.
Майкл смутно помнил одну старую книгу с полуоторванным переплетом. В голове у него застряли какие- то строчки из неё, и он ощутил неимоверное желание их процитировать.
– «В рай, – медленно произнёс он, – попадают почтенных лет священники и старые калеки, да увечные, которые весь день и всю ночь кашляют у алтарей. У меня с ними нет ничего общего».
Лора, улыбаясь, подняла глаза и беззвучно щелкнула пальцами.
– «Нет, я пойду в Ад, – торжествующе продолжила она. – Ибо идут в Ад честные чиновники и благородные рыцари, идут туда прекрасные и блистательные дамы…», – она нахмурилась и легонько покачала головой. – Я забыла…
– «Идут туда прекрасные и блистательные дамы, – подхватил Майкл, – у которых было по два или по три друга, наряду с законным господином. И движутся туда золото и серебро, горностай и другие роскошные меха, арфисты и менестрели и счастие этого мира».
Последнюю строчку они закончили вместе.
– Я это читала, – сказала Лора, – когда мне было лет семнадцать или восемнадцать, и ужасно опечалилась. А где ты это читал?
– Это нравилось моей жене. Бывало, она все время это цитировала.
С мгновение Лора молчала.
– Забавно. Я знаю это наизусть, и все же сейчас, когда я пытаюсь это вспоминать, я чувствую, что это ускользает из памяти, удирает от меня, когда я за ним тянусь, как если бы я попыталась поймать какое- нибудь дикое животное.
– Цепляйся за это как можно крепче, – посоветовал Майкл. – И как можно дольше.
– Я никогда ни за что не цепляюсь, – ответила Лора. – Я люблю все оставлять, как оно есть, – она встала и медленно побрела к своей могиле. – А что это у неё камня нет? – спросила она. – Я думала, каждому сразу ставят надгробный камень.
– У меня его тоже нет, – сказал Майкл. – Думаю, его потом привезут. Земля должна к тебе привыкнуть.
– Моё надгробие будет маленьким и очень простым. Мэриэн помешана на простоте. Только моё имя и две главные даты: 1929-1958. И стихотворная строчка, – она поколебалась, затем улыбнулась. – «Привет тебе, весёлый дух». Готова поспорить.
– Скажи спасибо, если не «Вот-вот я встану, дабы удалиться»…
– О, мама изучает поэзию, но пока что и до Йетса не добралась, – сказала Лора. – Ещё и недели не прошло после Хопкинса.
Она протянула руку, коснулась могильного холмика и снова убрала руку.
– И я – там? То есть – моё тело?-Майкл не ответил, но она и не обернулась к нему. – Как странно.
– Как это ты так быстро оттуда вышла? – спросил Майкл. – У меня заняло тьму времени, чтобы вырваться, а ты выросла, как герань, ещё до того, как закончились похороны.
– Прелестный образ, – заметила Лора.
– Спасибо. Эх, послушала бы ты меня, пока я ещё был жив, – он подождал отклика, но отклика долго не следовало.
– Возможно, ты был не вполне готов умереть, – предположила Лора. – Я-то более чем настроилась.
Майкл ничего не сказал. Они двинулись прочь от могилы куда-то наугад, без цели, без планов, не осознавая, что идут, но с неиссякаемым изяществом. Майкл повернул голову, чтобы понаблюдать за походкой Лоры. Трава не согнулась у неё под ногами, не зашуршали негодующе и несколько прошлогодних листьев и лёгкий ветерок поднял в воздух лиловые споры каких-то сломанных растений, испускающих млечный сок, но Лориных волос не тронул.
Лора заговорила, не поворачиваясь к Майклу и очень тихо:
– Я представляю собой результат пяти минут тщетных усилий со стороны то ли Господа, то ли моего отца. Смерть – это не такая уж и значительная перемена. Это, как если бы я жила высоко над шумным городом и не могла спать, потому что оконные рамы заклинило, и в комнату долетают автомобильные гудки. Теперь я захлопнула окно, и гудки воют себе на улице. Я очень сонлива и хочу лечь, – Майкл услышал её негромкий смех. – Это тоже неплохой образ, возможно, несколько затасканный.
– Я позаботился о том, чтобы окно не закрывалось, – сказал Майкл.
– Только в твоей комнате, – разрешила Лора. – И ненадолго.
Они стояли, глядя друг на друга, и каждый видел чёрно-белый фильм о незначительной части мира.
– Я уже две недели как мёртв, – сказал Майкл. – И я кое-чему научился. Главная разница между живым и мёртвым заключается в том, что мёртвый ни о чем не беспокоится.
– Это многое объясняет.
Майкл не расслышал её сарказма.
– Да. Многое. Заботиться о вещах – это для мёртвых куда важнее, ибо это – всё, что им осталось, чтобы поддерживать сознание. Без этого сознание угасает, истощается, ослабевает, делается как шёпот. То же и с живыми случается, но этого никто не замечает, потому что тела играют роль масок. А у мертвецов масок нет. Они их сняли.
– Продолжай.
– Довольно давно я встретил человека, который мне все это объяснил. Тогда я не понял, что к чему. Теперь понимаю. А вот чего он мне не сказал – это того, что, если борешься, можно оставаться бодрствующим. Это похоже на замерзание. Надо заставить себя ходить туда-сюда и топать ногами. А не то
