— Це так.
Жуковские льноводки, шумно здороваясь, насмешливо поглядывали на головлевских.
— Ты очковтирательством занимаешься, Женька, — резко изменила тон Танечка. — У тебя травы — хоть сенокос устраивай.
— Вот це не так, Танечка.
— Проверим.
— Будь ласкова.
Танечка позвала своих подруг, и они следом за ней гурьбой пошли в поле. Под светом фонариков нежно, дрожащими полосами заголубел лен.
— Ох, коли потопчете — головы оторву! — крикнула Женя.
Где-то вдали играла гармонь.
— Прогуляемся, Женечка, — предложила Катя, любуясь небом, которое высоко-высоко поднялось над темными полями и было часто исколото звездами, похожими на брызги раскаленного добела металла. Они отошли в сторону, и Катя коротко рассказала о Марусе Кулагиной и о поручении, которое ей дала.
— А що я кажу той Марусе? — удивилась Женя.
— Все, что близко тебе, Женя. О своем родном селе расскажи, о том, как ты его любишь.
Женя лукаво подмигнула подругам, прислушивавшимся к их разговору.
— Щоб она до моего села вместе со мной поихала?
— Нет, она здесь останется. Ты все расскажи, и про то, почему туда уехать не можешь, что удерживает тебя здесь…
На краю поля показались головлевские девчата. Танечка смущенно подошла к Кате.
— Ни одной травинки…
— Я же сказала, що ни, — засмеялась Женя. Резко повернувшись к ней, Танечка спросила:
— Сейчас выдернули?
— Та ни! Снимите с меня голову, коли где травинка выдранная лежит! Поищите!
…Гости прошлись с фонариками вдоль поля и на вопросительный взгляд своей звеньевой промолчали.
— Сама видела сенокос целый, — раздраженно сказала Танечка.
Женя спросила ее ласково, вкрадчиво:
— А когда, Танечка, це було?
— Вчера, когда же! Шла на гулянье мимо и решила посмотреть, какое такое образцовое по чистоте поле.
— А ты, Танечка, после праздника спала трошечки!
— Ну, спала, что ж из этого?
— Так вот, во сне ты и бачила.
Женины подруги расхохотались; вместе с ними и Катя.
Танечка схватила украинку за руки.
— Девчата, посветите.
Несколько бледных лучей скрестились на больших ладонях Жени, черных от засохшей на них земли.
— Ну что? Тильки дивились на лен или траву в нем дергали? — торжествующе спросила Танечка. Ее подруги осматривали руки у вырывающихся жуковских льноводок и злорадствовали.
— Попались! Те молчали.
— Дивчата, та що вы стесняетесь? Кажите, як было, — весело проговорила Женя. — Мы, Танечка, играли тут трошечки — кто быстрее вкруг поля на четвереньках допрыгает.
С минуту стояла тишина, потом прыснули, рассмеялись жуковские девчата, а за ними и некоторые из головлевских. Танечка сердито махнула рукой и легла на траву.
— Вот так и играли, — серьезно повторила Женя. Катя, смеясь, обняла ее.
— Выдергали?
Женя вздохнула:
— Выдергали.
— А трава где?
— Маня Карпова до дому снесла и, мабудь, зараз козла ею кормит.
Новый взрыв хохота покрыл ее слова.
Женя угрюмо оглядела девчат и подошла к Танечке.
— Пиши акт.
— Какой акт?
— За яким ехала, — сурово проговорила Женя. — Щоб показатели мне снизить.
Танечка посмотрела на Катю. Та полулегла на траву и, глядя в сторону, грызла стебелек ромашки.
— Конечно, напишем. Ты нам подкормку записала, — зашумели головлевские. Одна из них сунула руку в вырез платья.
— У нас и бумажка для такого случая есть.
Девушки из жениного звена сидели притихшие, потупив глаза.
— А я бы на вашем месте не стала записывать, — сказала Катя.
Растерявшись от неожиданного заступничества Чайки, смолкли и головлевские.
— А Женя даст нам товарищеское обещание, что больше такое дело у нее не повторится, — продолжала Катя. — Не повторится ведь, Женя?
— Ни.
— Они-то нас подсидели, а мы — прощать! — с обидой вскрикнула головлевская девушка, приготовившая листок бумаги.
— Опять это слово! — укорила ее Катя. — Поймите, у вас же совсем другое было. Неизвестно, сделала бы вы сами подкормку без жениной указки. А Женя… Женя допустила сорняк — правда, но она сумела быстра исправить свой промах — вырвала траву до того, как ей на это указали. И если бы она сама не призналась, вы ничем не смогли бы доказать, что у нее на поле была трава! Козла в свидетели не позовешь.
Танечка оглядела своих подруг.
— Ну как, девчата?
— Придется простить, что с ней поделаешь, — отозвалось несколько голосов.
— Счастье твое, Женька, что ты быстро выдергала… — Танечка нерешительно улыбнулась. — Прощаем…
Глубокий вздох вырвался у многих жуковских девчат. Они радостно зашумели, а некоторые принялись обнимать гостей.
— Не хочу прощенья, — громко сказала Женя. Какое-то время, казалось очень долгое, слышна было, как стрекотал в траве потревоженный кузнечик.
— Женька! Что ты, дурочка! — испуганно вскрикнула одна из жуковских девушек, а другая негодующе и тревожно шепнула:
— Показатели-то снизят…
Женя отстранила подруг так резко, что монисты ее зазвенели, и повернулась к Танечке:
— Пиши акт.
Танечка отрицательно покачала головой. Женя вздохнула, исподлобья посмотрела на Катю.
— Коли может так быть, щоб показатели не трогать — будьте ласковы. Тильки дивчата не должны срама терпеть. Я звеньевая, на мне и ответ. Мне одной будет наказание. Не треба прощения. Сама не хочу.
— Ты как в мысли мои глядела, — засмеялась Катя. — Показатели-то, пожалуй, не тронем, а за халатность… Как думаете, девчата, за такое дело стоит по комсомольской линии выговор дать?
Все — и головлевские и жуковские — с молчаливым сочувствием поглядывали на Женю.
— Стоит, — глухо ответила она.
Кате хотелось крепко расцеловать ее, но она сдержалась. Стараясь придать голосу строгость,
