удалилась.
— Мне эта запись кажется удивительной, сэр, — невозмутимо доложил ОТТО, в душе которого вновь пели птицы и цвели цветы.
Сквозь визг, треск и шипение эфира послышались отрывистые непонятные слова.
— Позволь, ведь это немецкий? — спросил хронопилот.
— Да, сэр, архаичный немецкий. К тому же уровень помех очень высок.
— Только ради этого ты и побеспокоил меня?! — сдвинул брови капитан.
— Нет, что вы, сэр! Вот сейчас будет очень четкий фрагмент. Простите мне мою самонадеянность, сэр, но я спешил порадовать вас. Ведь это Берлинское радио.
— Ценю твое усердие, ОТТО.
Польщенный, Кибермозг сыграл что-то бравурное и включил запись. Из динамиков послышался призывный, временами исступленный, переходящий в крик голос.
«Целенаправленное и последовательное подавление всех психофизических сил противника делает его неспособным ни к сопротивлению, ни даже к объективной оценке реальных потерь. В настоящее время Великая Германия располагает оружием потрясающей силы. Это новая победа немецкой технологии и немецкого гения, решающее значение которого в этой войне предрекал еще сам фюрер. Победоносные немецкие войска скоро сломят прогнившую оборону недобитых частей Красной Армии, и я уверен, что уже через полгода вся территория бывшего Советского Союза будет полностью…»
На этом запись обрывалась.
— И это все? — помолчав, спросил хронопилот.
— Да, сэр, пока все.
— Да-а-а… — протянул Алекс. — Сколько было этих голословных заверений в скорой победе… Мерзкий голос, не правда ли? Какой-то фанатик от нацизма на грани истерики. Скажи, ОТТО, можем ли мы по голосу установить его личность?
— Я уже это сделал. Знал, что вы спросите. Перед вами выступал небезызвестный доктор Геббельс, шеф Имперского бюро пропаганды.
— Неужели? — удивленно сказал хронопилот. — Но если этот шакал еще жив, то…
— То мы немного проскочили расчетную точку прибытия. Вот почему я назвал запись удивительной.
— Вместо сорок седьмого года попали в сорок третий?
— Скорее, даже в сорок второй… Хотя, позволю себе заметить, погрешность относительно невелика — каких-то полтора процента.
— Не думал я, что все будет так просто… Знаешь ли, ОТТО, я до последнего времени боялся верить в успех эксперимента. Даже готовился к худшему.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— Ну, что нас, допустим, забросит к динозаврам или вообще размажет по времени.
— Сэр, если вы сомневались в благополучном исходе эксперимента, так почему все же согласились принять в нем участие?
Хронопилот поморщился и, выдержав паузу, пробормотал:
— Позволь твой вопрос оставить без ответа. Скажи лучше, как дела на борту, как чувствует себя наш Корабль?
— Все под контролем, сэр, вы можете быть совершенно спокойны, если за дело берется ОТТО! Теперь остается определиться во времени с точностью до суток и заложить эту информацию в хрономаяки.
— А что у нас было в сорок втором?
— На Восточном фронте оборона Москвы, а затем контрнаступление Красной Армии. В сорок втором руководство вермахта еще не оставляло надежд на блицкриг. Да и вундерваффе, о котором только что вещал главный пропагандист рейха, тоже имелось в наличии уже в сорок втором.
— О каком оружии идет речь?
— Могу только предполагать. В Германии на разных стадиях разработки имелись проекты реактивного истребителя, суперпушки, управляемых ракет и даже атомной бомбы. Я уже не говорю о такой чепухе, как боевые газы, психотропное оружие и многочисленное семейство «Тигров». Но успех или неуспех очередной разработки всегда зависели от финансирования. А Гитлер был скуп и политически близорук. Вдобавок он был неважным стратегом. Иначе он завоевал бы весь мир! Идею атомной бомбы ему поднесли на блюдечке еще до начала второй мировой. Не воспользоваться этим мог только кретин.
— ОТТО, ты коричневеешь на глазах. Боюсь, ты заразился великодержавным шовинизмом.
Кибермозг изобразил смешок, переходящий в кашель, но не принял шутки.
— Я запрограммирован и не могу произвольно менять свою политическую окраску. В отличие от вас, живых!
Испещренная кратерами изжелта-серая Луна закрывала половину бронепанорамы пилотской каюты. Впереди, в бездонной пустоте, парил гигантский голубой, в белоснежных разводах облачности, шар. Земля, какой она была двести лет назад.
Алекс Химмель полулежал в кресле, любуясь родной планетой и изредка лениво считывая показания приборов — мерцающие рубиновые знаки в информационном поле бронепанорамы. Скоро Корабль ляжет в орбитальный дрейф, экипаж перейдет в спускаемый аппарат и навсегда распрощается со своим космическим ковчегом. А пока можно расслабиться и подремать.
— Алекс, ты не спишь? — бесшумно вырастая у входа в каюту, спросила Хельга. Упругой походкой она прошла к соседнему креслу и взгромоздилась на него, по-турецки поджав под себя ноги.
— Не сплю, — хрипло ответил Алекс, даже не потрудившись открыть глаза.
— Даже не знаю, за что я так люблю тебя, соня ты этакий! — притворно вспылила Хельга и позвала: — ОТТО, ты меня слышишь? Налей патрону чего-нибудь тонизирующего.
— Стакан колы для джентльмена и масленку для леди, — попытался сострить ОТТО, вдруг заговорив пропитым голосом пожилого ковбоя.
— Брось свои глупые шутки и делай, что приказано! — осадила его Хельга, но в это время молчаливый робот-стюард вкатил столик на колесах. Аппетитно запахло тостами и кофе.
— Поди сюда, коротышка! — поторопила стюарда Хельга.
— Сегодня знаменательный день, сэр! — обратился предупредительный ОТТО к пилоту. — Сегодня я имею честь в последний раз приветствовать вас на борту Корабля. Приятного аппетита!
— Спасибо, ОТТО, — ответила за Алекса Хельга. — А теперь, будь добр, оставь нас.
— Слушаю и повинуюсь, — обиженно изрек ОТТО голосом джинна из арабских сказок.
— Что-то Кибер сегодня в ударе, — сонно пробормотал Химмель. — Старается угодить?
— А мы оба, и ОТТО, и я, наперебой стараемся угодить тебе. Только ты, Алекс, этого не замечаешь или принимаешь как должное. Выпей кофе.
— Спасибо, — Алекс привстал в кресле и потер ладонью лоб. — Я просто устал. Я не машина, иногда мне нужен покой.
— А мне жаль, что я — только машина. Я пытаюсь имитировать эмоции, хочется знать, что чувствует человек, что и как чувствует живая женщина.
— Ты максимально человекоподобна.
— Только подобна.
— Ты — самообучающаяся модель.
— Модель.
— Кроме того, ты — мой идеал, самая совершенная женщина. Господь Бог сотворил для Адама Еву, а Хроноразведка подарила мне тебя.
— Ты доволен мной?
— Абсолютно!
— И ты не променял бы меня на любую живую?
— Ни за что!
— Приятно слышать. Но я сама нахожу в себе массу недостатков. У меня ужасно неживые глаза, нет
