Я не стал звонить им сам и не пошел в ближайший участок сдаваться. Слишком долго мне приходилось бегать и скрываться, слишком долго маскироваться и прятаться в тень, слишком долго быть зверем, на которого охотятся. Вместо этого я позвонил от Джеки надзирателю Пиллиону.
— Я распутал дело, — сообщил я ему. — Я знаю, кто убил девушку. Я даже могу это доказать.
— Ты уверен, Алекс?
— Да. Я хочу сдаться полиции, но нужно, чтобы они выслушали меня и сразу же выдали ордер на арест убийцы. Вы могли бы это устроить?
— Это будет несложно.
Я дал ему адрес Джеки и объяснил некоторые детали. После того как я повесил трубку, мы проверили ее запас наркотиков и удостоверились, что ампулы с героином и игла для подкожных инъекций не разбросаны там, где они легко могут попасться на глаза полицейским. Джеки сказала, что бояться не стоит, что копы, расследующие убийства, вряд ли станут унижаться до возни с наркушами. Но я не захотел испытывать судьбу.
А потом мы сидели и ждали. У меня было такое состояние, какое часто бывало, если я очень мало ел и при этом пил очень много кофе: во мне клокотало нервное возбуждение, желудок сводило, меня колотила дрожь, и я не мог усидеть на месте. Я мерил шагами комнату и ждал, а потом мы услышали, как, завывая сиренами, подъехали патрульные машины. Машины остановились перед домом Джеки, и кто-то нажал кнопку звонка.
Она спустилась открыть им и провела их наверх. Они вошли с револьверами наизготовку, и я, улыбаясь, сдался. Военная форма их несколько озадачила. Держались они вначале враждебно. Я долго от них скрывался и был, с их точки зрения, убийцей со стажем. Меня забрали в участок, и Джеки поехала вместе с нами.
Там они посадили Джеки в одну комнату, а меня провели в другую, где несколько следователей, столпившись вокруг меня, все задавали и задавали мне вопросы. Я отвечал на их вопросы, объясняя, как узнал, что убийца — Турок Вильямс, как он совершил убийство и как я могу это доказать. Примерно посредине разговора они выдали два ордера на арест Вильямса и Шапиро и послали человека допросить круглолицего старичка в магазине, продавшего мне мои часы. Примерно тогда же я понял, что они готовы поверить мне, и с этого момента напряжение спало. Поглядывали на меня тем не менее недружелюбно. С их точки зрения, я должен был сдаться утром в воскресенье и дать им самим распутать дело.
— Играя в детектива, — сказал один из них, — вы только создали лишние проблемы.
— А если бы я сразу пришел к вам?
— Мы бы нашли Вильямса.
— Ну конечно. Вы вцепились бы в меня мертвой хваткой, никто другой вам не был нужен.
— Может, так, а может, и нет.
— Слушайте, — сказал я, — меня устраивает так, как получилось. В первый раз я играл по вашим правилам. С Евангелиной Грант. И я предстал перед судом и получил пожизненный срок. Теперь, когда вы найдете Вильямса, они пересмотрят дело. Только найдите того, кто нанял его. Это все.
— Он ни разу не засветился как наемный убийца...
— Согласен, мне это тоже кажется странным. Но кто-то нажал на него, тот, у кого была причина.
— И кто же это, по-вашему?
Я искал ответ до боли в голове. Потом сделал отрицательный жест. Я и понятия не имел, кто это мог быть и почему.
Мне дали поесть, потом снова усадили и сняли с меня официальные показания. В этот момент вошел коп в форме и объявил, что они взяли Филли.
— Он будет говорить, — сказал коп. — Он достаточно умен, чтобы промолчать, но его так обработали, что молчать он не будет. Его сейчас осматривает врач.
Он искоса взглянул на меня, и этот взгляд выражал то, что обычно называют «невольным восхищением»:
— Не думаю, чтобы он захотел подавать заявление о возбуждении уголовного дела в связи с нанесением телесных повреждений.
Я все давал показания. А когда я закончил, они впустили Джеки, и все стали пить кофе, и тут вломился еще один полицейский с известиями о Турке Вильямсе.
Они застали Турка врасплох на его квартире в Гарлеме. Он сказал:
— В чем проблема, джентльмены? Вы же знаете, здесь ничего нет, это место всегда чисто.
На это они сказали:
— Девушка по имени Робин, Турок. Убийство.
Тогда Турок выхватил пистолет.
Он прострелил руку одному из полицейских. Пустяковая рана. Они всадили ему одну пулю в грудь и две в живот. Турка отвезли в больницу Св. Луки, где им занимались врачи. Спасти его они не рассчитывали.
Глава 23
Мы с Джеки, сидя на заднем сиденье полицейской машины, ехали в больницу.
— Он должен жить, — твердил я. — Он должен все рассказать.
— Вам так и так ничего не грозит, Пенн. С вас снято подозрение.
— Я должен узнать, кто нанял его.
— Возможно, нам удастся это выяснить. Взять парочку подозреваемых, потолковать по душам. Дилетанты легко раскалываются.
— Но где взять доказательства? Первое убийство было совершено несколько лет назад.
— Между двумя убийствами может быть связь. Если так, мы найдем ее.
— Он должен все рассказать, — сказал я.
В больнице я сидел в холле, прикуривая сигареты одну от другой, как новоиспеченный отец. Джеки все время повторяла, чтобы я не беспокоился, что все будет хорошо. Но я все равно беспокоился.
Все время приходили люди с известиями о его состоянии. Несколько раз он уже готов был умереть, но каждый раз врачи совершали маленькое чудо, и он продолжал жить. Потом, примерно в половине третьего, вошел один из следователей и сел напротив нас. Он сказал:
— Он пришел в сознание.
— И что же?
— Он заговорил. Как правило, они рассказывают все, если знают, что вот-вот умрут. Он признался, что убил эту девушку.
Вдруг стало заметно, насколько детектив устал.
— Он хочет говорить с вами, — сказал он мне. — Если не хотите, можете не ходить, это не обязательно, но...
Я поднялся. Рука Джеки тянула меня назад.
— Не надо, — попросила она.
— Он хочет поговорить со мной.
— Ну и что? Алекс, он псих. Он может...
— Что он может? Он уже на девяносто процентов мертв. Я хочу послушать, что он мне скажет.
Она отпустила мою руку. Я пошел по коридору, зашел в палату. Там стояла кровать, а на кровати лежал Турок. В его вену из капельницы сочилась какая-то жидкость. Когда я вошел, его глаза были закрыты, и несколько секунд я в полном молчании рассматривал его. Кожа у него была серого цвета, жизнь уже оставила ее.
Он открыл глаза и увидел меня. Он улыбнулся.
— Фонтан, — выговорил он, — старина. Турок умирает.
— Тише...
— Ерунда, приятель, я вообще ничего не чувствую. Они всадили в меня столько шприцев с морфием, демеролом и еще черт знает с чем. Мне так легко, так свободно. Я никогда не понимал, зачем наркуши колются, а теперь, кажется, понимаю.
— Турок, я...
— Нет, давай я буду говорить. У меня мало времени. Старина, скажи мне, ну какого черта ты там оказался? Ты мой хороший друг, ты вытащил меня из дерьма, я тебе обязан, ты же знаешь. Какого черта ты
