Молчание. Всплеснула в озере рыба. Потом другая.
— Все равно так, как раньше, уже не будет, — продолжал Саймон.
— До нашего с Кришной появления, когда ты был на острове один, здесь тоже, наверное, было не так,— разозлилась Мэри.— Потом появились мы, и тоже было неплохо. Правда? Я хочу сказать, что если наступают перемены, то не всегда к плохому. Ты как хочешь, а я пойду поищу Ноакса. Я ухожу.
— Ладно, не горячись,— усмехнулся Саймон и пошел вслед за ней.
Они не нашли Ноакса. Никак не могли его найти и, уже совсем отказавшись от поисков, развели костер и согрели в котелке остатки сардин. И только когда огонь весь выгорел, а озеро погрузилось в сумерки, он появился на обрыве, где принялся играть с листочком, подбрасывая его в воздух, ловя и рыча от воображаемого гнева. Он не позволил им потрогать себя, но и не уходил, пока они собирали вещи и тушили костер, а затем проводил их до моста, но держался на расстоянии и тихо урчал.
Перейдя мостик, Мэри оглянулась. Ноакс смотрел им вслед, все еще урча и рассекая воздух хвостом, но ей вдруг показалось, что выглядит он вовсе не диким, а одиноким и растерянным: последний беглец на острове.
— Я не могу его оставить,— тихо сказала она себе самой, но Саймон услышал ее.
— Если ты его возьмешь, ему будет еще хуже. И мы же не оставляем его навечно. Мы всегда можем вернуться сюда.
Мэри посмотрела на него. Косые лучи солнца, опустившегося уже к вершинам деревьев, били ему в глаза, заставляя их мерцать как вода.
— Мы можем прийти сюда даже завтра,— предложил Саймон.
А на острове Ноакс в последний раз взмахнул хвостом и, прыгнув в кусты, скрылся из вида.
