ей было наплевать на это.
Слова отца сильно задели ее. И он, конечно, прав. Она будет выглядеть смешно. Лучше бы Де Райз никогда не дарил ей этого платья.
Морин с размаху уселась на бухту канатов, сверкнув злым взглядом на глазевших на нее матросов. Она не собиралась выслушивать их ехидные замечания. Откуда все узнали про это платье? Прошло уже около пяти лет с тех пор, как она последний раз надевала платье.
Как только эта чертова тряпка оказалась на борту, каждый матрос стал надоедать ей просьбами надеть его.
В своей каюте она осторожно развязала огромный бант на красивой коробке и разложила платье на койке.
Растерянно глядя на дорогой шелк и тонкое кружево, она боялась, что ее натруженные, испачканные смолой и дегтем руки оставят пятна на этом чуде или наделают затяжек.
Чтобы укрыться от насмешливых взглядов, Морин поднялась на грот-мачту и уселась верхом на рее. Задумчиво глядя на «Судьбу», она размышляла, как этому Де Райзу удалось так быстро завоевать ее сердце. Нет, Джулиану, поправилась она. Он попросил, чтобы она звала его по имени на второй день знакомства. Джулиан!
Назвать его по имени вслух было для нее так же сложно, как и надеть подаренное им платье. Пока она решалась произносить это имя лишь шепотом и только по ночам в своей каюте.
Морин повернулась навстречу ветру, и легкий карибский бриз стал ласкать ее лицо и волосы. Мысли путались у нее в голове. Этот мужчина приводил ее в такое смущение, что она теряла дар речи едва завидев его, и страдала еще сильнее.
На обедах, которые отец устраивал для Джулиана и его офицеров, она большей частью молчала. Не требовалось много времени, чтобы понять, что капитан Де Райз не был обычным моряком. Его манеры выдавали джентльмена, привыкшего к хорошему обществу. К обществу настоящих леди.
Де Райз часами мог рассказывать о дореволюционном Париже, о чарлстонском обществе, о самых богатых семьях Виргинии и о скандалах и интригах лондонского света. Правда, эти рассказы не вызывали у Морин особого интереса.
Капитан Де Райз был из тех людей, которые чувствуют себя одинаково уверенно в танцевальном зале и на палубе корабля.
Морин тоже пыталась однажды жить в этих двух мирах. Десятилетней девочкой отец оставил ее у тети Петтигру в Гринвиче. До пятнадцати лет она жила там. Ей давали уроки музыки и этикета.
Но при каждом удобном случае Морин надевала робу и удирала на берег Темзы. Она просиживала там часами, вдыхая родные запахи, слушая скрип такелажа и звон якорных цепей, время от времени слизывая с губ соль моря и слез.
Когда отец приехал проведать ее после почти пятилетней разлуки, она ранним утром тайком отправилась вслед за ним. На борт «Забытой леди» Морин забралась по якорной цепи.
Разгневанный отец обнаружил дочь лишь через два дня, когда корабль был уже в открытом море, а она заявила ему, что ноги ее больше не будет на берегу. Так море стало ее домом.
Морин отлично понимала, что жизнь Джулиана была другой и считала, что в ней нет места для такой женщины, как она. Тем не менее она с удовольствием беседовала с ним о море и принимала его маленькие подарки: черепаховый гребень, «чтобы ей не мешали волосы во время вахты», а затем голубая лента «под цвет ее глаз».
Морин терялась в догадках, зачем моряку эти безделушки. И пришла к выводу, что они имели определенное предназначение.
Она принимала эти подарки, с интересом ожидая, когда же он начнет осуществлять свои «гнусные намерения».
Однажды после ужина на «Забытой леди» с обильными возлияниями и долгими разговорами они столкнулись в узком неосвещенном проходе.
Морин решила, что вот сейчас Джулиан поцелует ее. Весь вечер она смотрела на его губы, думая, каким будет этот поцелуй.
Но вместо этого он широко улыбнулся и, наклонившись к ее уху, горячо зашептал:
— В следующий раз я принесу вам платье, которое вы сможете носить для меня.
— Я не надену платье, — ответила Морин, опустив длинные ресницы.
Джулиан усмехнулся, оглядев ее от макушки до голых ступней:
— Ты будешь носить это платье, Рини.
— С чего вы взяли? — спросила она с бешено заколотившимся сердцем.
— Потому что я этого хочу.
— А как насчет моих желаний?
— Их можно осуществить сию секунду, прекрасная русалка, — шепнул он и быстро приник к ее губам. Да, она желала этого.
Его поцелуй был очень нежным. Легкая дрожь сотрясла тело Морин, из груди вырвался вздох. Он обнял ее и теснее прижал к себе.
Никто еще не целовал ее так. Несмотря на сдержанность Джулиана, она ощутила, что он сгорает от желания и поцелуя ему явно недостаточно.
Она была напугана, но всем существом жаждала продолжения этих ласк. Джулиан гладил одной рукой ее спину, а другой ласкал шею. Он снял с головы Морин ту самую голубую ленту, и ее тщательно уложенные волосы обрушились ему на лицо. Ей хотелось отбросить волосы, но Де Райз издал такой сладкий стон, запустив пальцы в эти черные пряди, что она поклялась себе быть рядом с ним всегда с распущенными волосами.
Она сходила с ума от его ласк и подумала, что ведет себя как портовая девка. Но тут скрипнула дверь отцовской каюты.
Они шарахнулись друг от друга, как нашкодившие дети. Джулиан отступил за трап в густую тень.
— Это ты, Рини? — раздался голос отца.
— Да, сэр, — ответила Морин, оправляя рубашку и подбирая волосы.
— Ты не на вахте? — Отец вышел из каюты, пристально глядя на дочь.
— Да, сэр. Я как раз шла наверх. — Морин махнула рукой в сторону грот-мачты.
— Хорошо, поднимайся. Сегодня мне нужен лучший наблюдатель. Луна будет полная, и я не хочу, чтобы нас застали врасплох.
— Есть, сэр.
Отец кивнул и пошел в каюту.
— Спокойной ночи, папа! — крикнула Морин ему вслед.
— Увидимся утром, — бросил он через плечо. — Да, и еще, Рини, скажи там Де Райзу, чтобы отправлялся к себе на корабль. — Усмехнувшись, отец захлопнул дверь.
Глава 8
Они возвращались в карете домой. Глядя в окно, Морин не переставала удивляться собственной глупости. Сидящая рядом леди Мэри без умолку болтала об их успехе у Олмаков:
— О вас расспрашивали леди Уилкотт и леди Дауджэр. Я не видела Элизу ни разу с тех пор, как вышла за капитана. Она заревновала, когда мы в седьмой раз были прерваны молодыми людьми, которые хотели быть представлены вам. А сколько приглашений на танец вы отклонили?! — И, не дожидаясь ответа Морин, продолжала: — По моим подсчетам, четырнадцать. Дауджэр чуть кондрашка не хватил от зависти. Особенно когда подошла моя подруга, леди Дирсли, и заговорила о вас. Дауджэр сразу забормотала, что ее внучка слишком скромна, чтобы привлекать внимание молодых людей, но при чем здесь скромность? Бедняжка как две капли воды похожа на бабушку! — Леди Мэри вздохнула. — Вы затмили всех!
Морин с улыбкой опустила занавеску. Ее мнение по поводу вечера было иным. Она позволила Де Райзу уйти! Боже! Какая глупость!
— Я говорила, что мы приглашены на вечеринку в пятницу? Будут только избранные. Как я была бы счастлива, если бы… — Леди Мэри осеклась, но Морин тотчас мысленно закончила ее фразу: «… если бы у меня была дочь».
Увы, Морин не была ни ее дочерью, ни даже крестницей, как говорили всем. Сейчас ей очень хотелось бы ликовать вместе с леди Мэри, забыв про Де Райза. Быть просто дочерью этой женщины, смотревшей на нее почти с материнской любовью и гордостью.
Но этим мечтам не суждено осуществиться. Морин даже представить себе не могла, что такое материнская любовь. Ей было всего три года, когда ее мать умерла от лихорадки.
А тетка Петтигру, несмотря на всю свою доброту, не смогла заменить ей мать.
В эту минуту Морин искренне сожалела о том, что никогда не знала матери. И, глядя в лицо леди Мэри, вдруг поняла, что ее новоиспеченная крестная боится того дня, когда маскарад окончится.
Морин всегда поражало самообладание леди Мэри. Через мгновение восторги милой женщины поутихли, и она превратилась в чопорную даму, осознающую свою общественную значимость. Она восседала на потертом сиденье так, словно это был королевский бархат.
— Теперь, милочка, расскажите мне о танце с Джулианом Дартизом.
— С кем? — переспросила Морин. Она впервые услышала его имя в сочетании с другой фамилией.
— Джулиан Дартиз — мужчина, который танцевал с вами. Я думала, что вы решили отклонить все приглашения, и поэтому была крайне удивлена, увидев вас танцующей с ним.
Джулиан Дартиз. Вот как его зовут в Лондоне? Хорошо, что хоть имя сохранил. Ей стало интересно, была ли эта фамилия настоящей.
— Ах да! Дело в том, что господин Дартиз не оставил мне выбора.
Леди Мэри продолжала щебетать:
— Полагаю, я должна была бы прийти в ярость оттого, что он пригласил вас, не спросив моего разрешения. Как говорит леди Дирсли, для него нет никаких правил, когда он наметил себе очередную жертву. Говорят, он такой безнравственный… И все же о чем вы беседовали?
— Ничего существенного, — ответила Морин, — он показался мне слишком назойливым, и я сказала ему об этом.
— Восхитительно! — воскликнула ее наставница, потирая руки. — Он считается одной из выгоднейших партий в лондонском обществе. Если вы будете задирать носик перед такими, как он, то, вероятно, станете первой леди еще до конца сезона. Скромная мисс Уилкотт вряд ли сочла бы Дартиза назойливым.
— Не думаю, что лорд-адмирал стремится сделать меня первой леди сезона. — Морин не нравился этот разговор. Особенно возмутило ее то, что Джулиан считается выгодной
