воды, и снова взмыл в воздух. Брим приподнял нос корабля, оберегая его от следующего удара, — и вдруг застыл, заметив краем глаза, что с ведущей плоскости левого крыла свисает крышка большого открытого люка. Видно, оторвалась при столкновении с волной и теперь черпала воду, поднимая облачка тумана. Не успел Брим ничего поделать, как крышка отвалилась, вызвав целый столб брызг, и конец крыла угрожающе клюнул вниз. В отчаянии Брим переложил руль на правый борт — но было уже поздно. Конец крыла зарылся в воду, и корабль закрутило. Заглушив маневровый двигатель, Брим попытался отойти назад по курсу, и это ему почти удалось — но только почти. Когда корабль столкнулся со следующей волной, нос все еще был опущен. От удара внутренняя гравитация выключилась, и «Джеймстаун» уложило на правый борт. Незакрепленные предметы покатились по мостику, с нижних палуб раздались крики, и Брим стукнулся лицом о приборную доску. Правые гиперэкраны треснули, искря высоковольтными разрядами, зеленая вода хлынула на мостик.
Брим, отплевываясь и кашляя, освободился от ремней и высунул голову из воды. Включились аварийные помпы, но волны продолжали бесчинствовать. Потом вода перестала литься внутрь — старый корабль задрал нос вверх, постоял так несколько жутких кликов и рухнул обратно, взметнув столб брызг. Еще несколько мгновений — и он остановился, став параллельно волнам. Так или иначе, они совершили посадку.
Пока Хэмлиш вызывал все отсеки, проверяя, кто остался в живых, Брим отключил то, что еще нуждалось в отключении, высунулся из бокового окна и с грустью оглядел «Джеймстаун». Обшивка во многих местах сморщилась, точно помятая бумага. Очевидно, корпус дал течь, и не одну. Он, Брим, сделал для старика все, что мог, — но этого оказалось недостаточно.
Из падающего снега материализовался буксир и начал чалиться. Брим только головой покачал. Ясно, что для старого «Джеймстауна» это конечная остановка, да и для «Старфлит Энтерпрайз» скорее всего тоже. Он вздохнул и стиснул зубы. Очень похоже на то, что для Вилфа Анзора Брима это тоже конечная станция — по крайней мере в финансовом отношении.
Когда буксир потащил их в гавань, Брим осторожно выбрался наверх, на покореженную рубку «Джеймстауна». Два ярко-зеленых тросовых луча тянулись с оптических тумб кургузого, горбатого спасательного суденышка к носу разбитого корабля, но на последней сотне кленетов они скрылись в густом тумане, который опустился на море, когда шторм утих. Не стало ни неба, ни горизонта — только туман, холодный и мокрый. Свинцовые валы катились, длинные и медленные, насыщенные мелкими льдинками. Тяжело припадая на левый борт, «Джеймстаун» неохотно тащился по вязкой воде, расталкивая ледяную кашу, которая окатывала его изувеченные бока и смыкалась сзади со звуком, похожим на тихий издевательский смех. С кормы Брим видел весь корпус — собравшийся в гармошку сегмент отказавшей генераторной камеры, открытые люки, приземистую башню КА'ППАа-связи и пенные струи, бьющие из помп.
Снова пошел снег. Белые хлопья кружились вокруг его лица, как мошкара вокруг лампы Карлс-сона. Брим поежился. Его старая вытертая форма больше не грела, а прореха пониже ворота про-, пускала влагу. Но лучше уж мерзнуть здесь, чем бесцельно торчать на мостике. С выбитыми гиперэкранами там ненамного теплее, чем здесь. А помятая, залитая водой аппаратура только напомнит ему о собственной судьбе за последние два года. Как-то трудно поверить, что с ним стряслось такое, — даже и теперь.
Не прошло и двух месяцев с назначения Брима — тогда лейтенанта Имперского Флота — на его новый корабль «Громовой», как император Негрол Трианский, глава Лиги Темных Звезд, внезапно запросил перемирия. Война окончилась ровно через три стандартные недели. Негрола сослали на отдаленную планетку Портоферрию, вращающуюся около газового гиганта в малонаселенном девяносто первом секторе галактики. Во время последовавшей за этим мирной эйфории «Громовой» был признан лишним и отправлен на слом, став одной из первых жертв КМГС — Конгресса Межгалактического Согласия. Эта бурно развивающаяся организация скоро проникла и в имперское правительство, и в адмиралтейство, в то время как военно-патриотический пыл стал выходить из моды.
Карьера Брима вскоре разделила участь его корабля. После шести недель бездействия на морозном Гиммас-Хефдоне, где помещалась флотская база, его вызвали в большую штабную аудиторию, битком набитую такими же сиротами, и уволили в запас, вручив месячное довольствие, билет в любую точку Империи и грамоту (хоть в рамку вставляй) от Грейффина IV, Великого Галактического Императора, принца Звездного Скопления Реггио, Законного Хранителя Небес. «Мы хотим лично поблагодарить вас, — значилось в грамоте, — за вашу безупречную службу…» Брим с отвращением выкинул эту писульку, считая ее откровенной подделкой. Он получил свой Крест из рук самого Императора — и на том указе подпись была настоящая. Теперь Бриму казалось, что это было в другой жизни…
После, вместе с полчищами других уволенных в запас Синих Курток, он вернулся на Авалон, столицу Империи. Захотйон даже возвратиться на родную Карескрию — чего отнюдь не желал, — от его прежней жизни там ничего не осталось. После Академии Космогации и службы во Флоте даже призрак грядущей бедности не мог заставить Брима обратить взор назад, к этому нищему захолустью. Но в дорогом Авалоне, столице половины галактики, его скудные сбережения таяли очень быстро.
Туман сгустился, и Брим моргал, ничего не видя. Этот рейс уж точно не принесет ему дохода — груз выброшен, корабль разбит. Утешительно, конечно, что никто не погиб — особенно пассажиры, эти бедолаги. Они явно стоят на самых нижних ступенях имперской лестницы. «Старфлит Энтерпрайз» может привлечь клиента разве что дешевизной: не от хорошей жизни люди решаются пуститься в путь на таком старом корыте, как «Джеймстаун».
На все идут, лишь бы попасть в Авалон…
Брим посмеялся приступу цинического сочувствия. Скоро они, как и он, поймут, что сменяли свое далекое шило на весьма скользкое мыло.
Туман на миг разошелся, открыв угрюмый лес портальных кранов, большей частью бездействующих. Когда огромный порт перешел на мирный образ жизни, многим транспортным компаниям пришлось закрыть часть своих пирсов. Да, не такой воображал себе Брим послевоенную жизнь. Но тогда он был еще идеалистом и полагал, что вернувшиеся с войны ветераны будут пользоваться уважением и даже признательностью. Не тут-то было. КМГС ополчился против всего, хотя бы отдаленно связанного с войной. Вместо того чтобы стать гордостью Империи, Брим внезапно оказался участником ее позора. Война окончена, говорилось кругом, и чем скорее люди забудут о ней, тем лучше.
Из тумана возникла Пэм Хейл, ловко ступая по мокрой броне в сапожках на высоких каблуках, и уселась рядом с ним. Длинный, до пят, плащ с капюшоном скрывал ее всю, кроме лица. В тумане смутно рисовались ее мягкие черты: подбородок с ямочкой, пухлые губы, высокие скулы, вздернутый нос и огромные голубые глаза с сеточкой мелких морщинок в уголках.
— Не слишком радостное зрелище, — сказала она, кивая на пустые доки и неподвижные краны. — Уйма народу осталась без работы из-за этого мира.
— Угу. Теперь, когда в людей никто, не целит из разлагателей, наплевать всем и на Флот, и на Синих Курток.
— Это верно. Правда, Адмиралтейство еще сохраняет кое-какие корабли с экипажами соответствующего происхождения — «ради престижа», как говорится.
Брим кивнул. Так уж, видно, устроено во Вселенной. Как ни крути, привилегии всегда остаются за богатыми. Каждый карескриец это знает и готов фаталистически с этим смириться. Это не означает, что такой порядок им по душе. Одно время Брим надеялся, что все еще может измениться, — но надежды эти были недолговечны. В итоге ему теперь даже легче, чем многим его товарищам по Флоту, — он был никто и опять стал никем. Только Марго делает его жизнь по-настоящему трудной. Он нащупал подаренное ею кольцо, висящее на цепочке вокруг шеи. Нынешнее жалкое состояние ненавистно ему только из-за нее.
— Что ты будешь делать дальше? — спросила Пэм, нарушив его раздумья. — Сомневаюсь, что Иверсон сможет продолжать, раз у него больше не осталось судов.
— Я тоже сомневаюсь, — угрюмо фыркнул Брим. Что толку притворяться? Их маленькая компания давно уже на грани банкротства. Потому-то его и взяли на работу — кто бы еще согласился летать за такие деньги. — Может, займусь чем-нибудь другим, — пробормотал он.
