Она задумчиво заглянула в один из темных баков.
– Не могу ли я помочь вам в оркестровке? – предложила она.
– Нет уж, спасибо, – сказал я, смеясь, – я сыт этим по горло.
– Не упрямьтесь, мне это не составит труда.
Я отрицательно покачал головой.
Тони и Гарри назвали меня сумасшедшим.
– У нее достаточно широкий диапазон голоса, – сказал Тони. – Ты же сам это признал.
– Что ты имеешь против нее? – спросил Гарри. – Она мошенничает в «и-го»?
– Вовсе не это, – ответил я. – Но диапазон ее голоса куда шире, чем вы думаете.
Мы играли в «и-го» в номере Джейн. Она выиграла у каждого из нас по десять долларов.
– Мне везет, – сказала она, весьма довольная собой. – Похоже, я никогда не проигрываю. – Она пересчитала деньги и, сияя золотой кожей, аккуратно положила их в сумочку.
Вскоре из Сантьяго пришел повторный заказ.
Я нашел Джейн в кафе в окружении поклонников.
– Вы еще не сдались? – спросила она меня, бросая улыбку молодым людям.
– Не знаю, чего вы добиваетесь, – сказал я, – но стоит попробовать.
Когда мы вместе вернулись в магазин, я достал лоток с многолетними растениями. Джейн помогла мне наладить подачу газа и жидкостей.
– Давайте начнем с этих, – сказал я. – Частоты 543-785. Вот партитура.
Джейн сняла шляпу и чистым голосом начала петь гамму. Сначала водосбор заколебался, и Джейн вернулась в нижний регистр и снова начала выводить гамму, увлекая за собой растения. Они вместе прошли пару октав, затем растения споткнулись, прервав стройную последовательность аккордов.
– Попробуйте полутоном выше, – посоветовал я. Добавил в бак немного хлористой кислоты и водосбор энергично последовал за ней, издавая своими цветочными чашечками нежные дискантовые вариации.
– Великолепно, – сказал я.
На выполнение заказа у нас ушло всего четыре часа.
– У вас получается лучше, чем у орхидеи, – похвалил я ее. – На каких условиях вы желаете работать? Могу предложить вам большой прохладный бак и сколько угодно хлора.
– Будьте осторожны, – предупредила она. – Я могу согласиться. Почему бы нам не настроить еще несколько растений, раз уж мы принялись за это дело?
– Вы устали, – сказал я. – Давайте пойдем отсюда и выпьем что-нибудь.
– Можно мне попробовать с орхидеей, – предложила она. – Эта задача более трудная.
Она не спускала глаз с цветка. Я подумал, что они будут делать, если останутся наедине. Может быть, до смерти замучают друг друга своим пением?
– Нет, – сказал я. – Давайте завтра.
Мы поднялись на балкон, налили себе по бокалу и весь остаток дня проговорили.
Она немного рассказала о себе, но все же я выяснил, что отец ее был горным инженером в Перу, а мать – танцовщицей в захудалой таверне в Лиме.
Они переезжали из одного места в другое, отец разрабатывал свои концессии, а мать пела в ближайшем борделе, чтобы уплатить за жилье.
– Она, конечно, только пела, – добавила Джейн, – до того, как умер отец.
На кончике соломинки в ее бокале забурлили пузырьки.
– Итак, вы полагаете, что на моем концерте каждый видит и слышит то, что он хочет. Кстати, а что видели вы?
– Боюсь, со мной вы потерпели неудачу, – сказал я. – Ничего не видел. Кроме вас.
Она опустила глаза.
– Такое иногда случается, – сказала она. – Но на этот раз я рада.
Миллионы солнц зажглись внутри меня. До этого момента я еще как-то сохранял рассудительность.
Тони и Гарри были вежливы, хотя и явно расстроены.
– Я не могу поверить в это, – печально сказал Гарри. – Не могу. Как тебе это удалось?
– Конечно же, благодаря мистическому и лицемерному подходу, – ответил я.
– Все древние моря, да темные колодцы.
– А какая она? – нетерпеливо спросил Тони. – Я имею в виду, она огненная или просто горячая?
Каждый вечер Джейн пела в казино с одиннадцати до трех часов ночи, а остальное время мы, как мне казалось, всегда были вместе. Иногда на закате дня мы уезжали в Ароматную пустыню и, сидя вдвоем у водоема, наблюдали, как солнце заходит за рифы и горы, вдыхали тяжелый воздух, насыщенный приторным ароматом роз, и чувствовали, как нами овладевает покой. А когда начинал дуть прохладный ветерок, мы
