разорванного сердца…
Сергей смотрел на бой, замерев, не дыша и не моргая. Грузный нарушитель границы в сером халате и грязной чалме заслонил Воронова широкой спиной и тут же смялся, скукожился, попав под удар закаленных локтей бортача. Локти бешено заработали, как шатуны безжалостной машины. Они измолотили нарушителя, вымесили его, и тот упал размороженной тушей – легкие проткнуты сломанными ребрами, печень расплющена, перебитый позвоночник похож на коленвал.
– Бей, бей! – кричал Мир-Арзал с безопасной дистанции. – Мочи его!
На Воронова набросились сразу трое, потом кинулись еще двое, и бортач закрутился колесом, выпрастывая то ногу, то руку. Посыпались хрясткие удары. Хватило секунды, чтобы покалечить всех, попавших под «колесо». Парочка нарушителей в бушлатах забралась на здоровенный валун позади Терентия, забралась явно с дурными намерениями – каждый из них сжимал по пистолет-пулемету «ингрэм», излюбленной «железке» террористов. Остановив убийственное фуэтэ, Воронов с места, не приседая даже, взвился выше своего роста, как лосось в период нереста, и нанес парочке двойной удар, растягивая ноги в поперечном шпагате. Совсем как тот танцор, что отплясывает гопак на сцене Колонного зала. Вот только Воронову никто не аплодировал, а парочка разлетелась в разные стороны, теряя «ингрэмы» и жизни.
– Даврон! – голосил Мир-Арзал, перепрыгивая валун. – Огонь! Огонь!
Куда там… Воронов на какое-то мгновение присел на четвереньки и тут же разжался спущенной пружиной, прыгая, как гигантский кот, метров на восемь! В прыжке он обрушился на бритоголового контрабандиста, двинул ему по шее, почти снося голову с плеч, а ударом ноги отправил в полет Даврона. ДШК достался Швыдкому. Летун, с натугой скалясь, выставил пулемет и пошел садить по нарушителям. Дуло ДШК цвело розочками огня, похожего на сварку.
– По врагам рабочего класса!.. – хрипел Швыдкой.
Полковник Лобанов, опустившись на одно колено, палил из ПМ.[14] Даже Бубликов подобрал оброненный «Калашников» и пускал короткие очереди по врагу.
«А я как же?!» – возмутился Сергей. Он оглянулся. В сторонке от него лежало переднее колесо вертолета, блок с НУРСами,[15] блестела лужа расплавленного дюраля. Искандер с Гефестаем тоже высматривали орудия убийства. Сергей посмотрел за спины стрелявших. Там Воронов побивал ворога – пяткой проламывал черепа, ребром ладони перешибал шеи… Контрабандисты разлетались, как кегли.
– Сзади! – завопил вдруг Искандер. – Дядя Корней! Сзади! Там еще!
Лобанов-отец и Лобанов-сын обернулись одновременно. По тропе бежало человек десять в «пакистанках», в чалмах и поколях. Они потрясали АКМами и американскими винтовками М-16, щерили рты и славили Аллаха.
– Паха! – проревел полковник Лобанов, обращаясь к Швыдкому. – Туда!
Командир сбитого вертолета развернулся, проследил, куда указывал старший по званию, и затрясся, удерживая колотящийся ДШК. Пули крупного калибра швыряли нарушителей наземь, ломали в поясе, пускали кровь струей и вышибали мозги. Крики и стоны заглушили священную формулу «Аллах акбар!», но щелчок бойка прозвучал куда громче. Патроны кончились, «сварка» тухла.
Тогда в военную игру вступил Гефестай. Он на четвереньках подбежал к разбитой кабине вертолета и снял с убитого бандита чалму. Развернул ее, взял в руку, как пращу, вложил увесистый шарик от рассыпавшегося подшипника, покрутил и метнул. Шарик величиной со сливку влепился в лоб бородачу с автоматом наперевес, и небритая личность вытянулась на тропе.
– Аллах акбар! – разнеслось многократно и покрылось отчетливым треском пулеметных очередей, беспорядочным стрекотом автоматов, протяжными, надсадными криками.
Мир-Арзал юркнул в щель, как в норку. Перепуганно визжа, проскакала раненая лошадь.
Искандер Тиндарид, скалясь, как череп на плакатике «Не влезай, убьет!», подобрал здоровенный нож- боуи и бросился в атаку, орудуя клинком, как мечом. Он увернулся от удара прикладом и полоснул бандита по ноге. Тот взвыл, замахиваясь. Тиндарид проткнул ему руку и отпрыгнул, тут же развернулся и ударил ножом следующего бандита – под мышку. Нарушитель грохнулся навзничь, выпуская автомат из скрюченных пальцев. АКМ с двойным рожком, обмотанным синей изолентой, доскакал по щебенке до Сергея, и тот сразу схватил оружие. Наконец-то!
Вскочив, Сергей пробежал пару метров до застреленной лошади, шлепнулся на пузо и выглянул поверх вьюка. Пули долбили неустанно, уходили рикошетом, искрясь и обкалывая камень. Одна полоснула по переметной суме – посыпались палочки анаши, полезли брикеты опия-сырца – резко пахнувшей неаппетитной массы, упакованной в пленку, покатились белые мешочки с печатями – арабской вязью, львами, пальмами, соколами и тремя семерками – так «за речкой на юге» паковали героин. А потом перед самым лицом Сергея возникли грязные ботинки – здоровенный амбал в засаленном халате вспрыгнул на валун, опуская ствол черного «люгера». Сергей закричал и нажал на спуск. «Калашников» коротко затявкал, Сергею в лицо брызнула теплая кровь. Первая кровь… Спазм скрутил сына полковника, но он таки поборол тошноту.
И тут сверху, из-за перевала, донесся глухой стрекот – на выручку шел ведомый. Когда Сергей разглядел за скалистым уступом круговой промельк лопастей, у него даже слезы на глазах выступили.
– Наши! – заорал он. – Батя, наши!
Вертолет заметили все – головы в круглых шлемах, в поколях и чалмах одинаково задрались в небо.
Ми-8 был серьезно поврежден, левая турбина испускала сизый дымок, но пилоты кое-как удерживали машину на одном движке. «Вертушка» угрожающе наклонила нос, и с боевой подвески сорвались НУРСы, дымными указками тыча в скопление коней и людей. Вспухли шары огня, забухали взрывы, сразу же прорезались крики и ржание.
Командир ведомого повел машину прямо на склон, резко погашая скорость. Винтокрылый аппарат упал на кручу и покатился вниз, грузно шатаясь на стойках шасси, все ближе к пылящей земле опуская лопасти.
– Швыдкой! – заорал полковник Лобанов, скидывая с себя труп в полосатом халате. – Под колесо!
Сергей понял отца быстрее майора. Заозиравшись, он подхватил оторванный блок из-под НУРСов и кинулся по склону вверх. Блок оттягивал руки, сердце билось о ребра, как хищник о прутья клетки, а сверху
