По палубе хлестал ветер, теперь к нему присоединился дождь. Рубашка Джо прилипла к спине. Он уже промок и подрагивал от холода и на средней палубе был просто живой мишенью. Джо перевел дыхание, переступил через старого хрыча и полез вверх на следующую палубу. Потом скользнул в рубку.
Здесь стоял въевшийся запах бензина и сигар, и, судя по консоли управления и потрепанному привинченному к палубе стулу, это была кабина крановщика. Под окном переговорное устройство, а рядом с ним мотороловский сотовый телефон. Возблагодарив про себя Господа, Джо присел, чтобы не отсвечивать в окне, и схватил аппарат. Номер голосовой почты Тома Эндрюса он набрал по памяти.
Сначала были щелчки, потом шипящий звук наговоренного сообщения, потом пошли варианты меню.
Джо выбрал посылку сообщения на пейджер.
– Томми, слушай внимательно, – зашептал в телефон Джо. Голосовая почта Эндрюса была настроена на немедленную передачу срочных сообщений владельцу, и Джо за последние дни несколько раз выбирал эту возможность, но не был уверен, что она правильно работает. – Томми, я повторять не буду. Я хочу, чтобы ты со мной встретился. Это место есть на карте, рядом с Виксбергом, на берегу Миссисипи. Дело касается нашего контракта. Я сейчас на борту буксира, и здесь же вся банда, и я собираюсь закончить дело и встретиться с тобой сразу к югу от торговой пристани" Виксберга. Я хочу кончить это дело раз и навсегда. Это все.
Джо дал отбой и положил телефон на место.
Откуда-то снизу доносился шум, заглушенные тупые удары, будто обломки кирпича сыпали в сушильную машину, и звуки эти шли из главного трюма. У Джо побежали по телу мурашки, зашевелились волосы на голове. Момент истины. Джо вынул из-за пояса пистолет и проверил обойму, вставил ее на место и проверил остальные. Сделал четыре глубоких вдоха и поставил пистолет на боевой взвод.
Потом вышел обратно на дождь, отыскивая путь вниз.
Хиро Сакамото стоял двумя этажами выше под проливным дождем в тени рулевой рубки, прижавшись спиной к ее плоской задней стенке, когда услышал идущий снизу шум. Похоже на стрельбу. Хиро не был в этом уверен – буря усиливалась, и ветер заглушал все остальные звуки.
Когда Хиро запрыгнул на буксир, он решил начать сверху, считая, что Слаггер попытается захватить мостик, но обнаружил только просоленного человечка в дождевике и с клочковатой седой бородой, не обращающего внимания ни на что, кроме расстилающейся впереди темной воды. Рулевая рубка буксира была размером с однокомнатную квартиру, по периметру шел ряд грязных окон, на скошенной крыше стояли древние метеорологические приборы. Вокруг рубки были подмостки, а с двух сторон – сходни, ведущие вниз. Ветер здесь резал как бритва, и капли дождя кололи Хиро в лицо иглами и пробивали ткань его черного йо-фуку, но это его вряд ли беспокоило. Он вошел в состояние сатори, пульс его замедлился, ум отключился от всех ненужных внешних сигналов, дух подчинил себе физическое естество.
Он был готов убивать.
Кто-то поднимался по сходням справа от Хиро, может быть, второй рулевой, и Хиро выпрямил руку, дав камисори плавно скользнуть из рукава в ладонь. Эта бритва была самым смертоносным из инструментов Будзитцу лезвие настолько острое и тонкое, что могло пройти через горло человека насквозь, и он этого не заметит, пока голова его не упадет к ногам при попытке завязать шнурки. Человек быстро приближался. Очевидно, чем-то взволнован. Хиро готов был уже вскрыть ему сонную артерию, как тот вдруг позвал капитана.
– Эй, капитан! У нас тут проблемы!
Хиро остановился, прячась в тени, и стал слушать в надежде на полезную информацию. Речник поднялся к двери рубки. Перемазанный смазкой коротышка с лицом хорька и в куртке пожарного открыл дверь и заглянул внутрь.
– Там внизу какой-то дурдом!
– Что вы там еще нового придумали, Карл?
Голос капитана с сильным каджунским акцентом был еле слышен за шумом ветра.
– Не, батя, ты не понял, там, понимаешь, какой-то тип, не из экипажа, и у него пушка.
– Как это – не из экипажа?
– Я его никогда не видал.
Несколько секунд был слышен только шум ветра, потом капитан оказал:
– Пойди найди Антуана.
Речник с рожей хорька кивнул, захлопнул дверь и повернулся к ступеням.
– Прошу прощения, томодачи.
Хиро спокойно выступил из тени и улыбнулся.
– Что за... – Речник застыл на месте, повернувшись в сторону тени и тараща глаза на японца в черном, будто перед ним был огненный столп. Выкатив глаза и сжав кулаки, он спросил:
– Тебя еще откуда черти принесли?
– Из ада, – ответил Хиро.
Рука японца взлетела и описала дугу поперек шеи хорьколицего, и тот отшатнулся, будто ему выпустили дым в лицо. Он открыл рот что-то сказать, но не издал ни звука, только одинокая слезинка крови стекла по дрожащему подбородку, а потом шея его раскрылась алым артериальным фонтаном.
Хиро повернулся и был на середине сходни раньше, чем тело грохнулось на палубу.
Люстра взорвалась, и ураган звездной пыли обрушился на камбуз.
Потом вернулась тьма, и Бернардо Сабитини закружил вокруг толпы как разъяренный бык, автомат в его руке дымился, как головня, мясистая голова дергалась в сторону потрепанных пирующих речников, разбитых пуншевых чаш, разорванных воздушных шариков и перепуганных проституток в кричащих маскарадных костюмах, сбившихся по углам. Камбуз был не меньше небольшого ангара, стены поднимались как ребра металлического кита. Пустые пивные бочонки лежали рядами, как погибшие солдаты. В воздухе пахло спиртным, вареной рыбой и сексом. Когда появился толстяк, на камбузе был почти весь экипаж. Не меньше дюжины мужчин и полудюжины шлюх, многие спали непробудным сном, свалившись на заваленные пустыми тарелками и объедками столы. Кое-кто еще был одет в смятые маски арлекинов и цветные маскарадные костюмы вчерашнего вечера. Вечеринка явно шла всю ночь, и еще не для всех гуляк она закончилась, когда появился Бернардо, паля в потолок из автомата.
Бернард о ревел буйволом, мозг его кипел от ярости. Плевать ему было, что это Mardi Gras, последний день масленицы, что это время карнавала, и что каждый член экипажа либо пьян, либо с похмелья, либо отключился. Он только хотел сожрать этого Слаггера и извергнуть через задницу в сортир.
Как-хотел бы этого и Федерико.
– Я чую ИРЛАНДЦА! – заорал Бернардо и выпустил в потолок еще одну очередь.
Рявкнул автомат, и вспышки ярко-голубого пламени вылетели из идущих по потолку труб. Толпу всосало в палубу, как в зыбучий песок, потолок хлопал, трещал, взрывался, осыпая вниз дождь стеклянных осколков и плиток. Шлюхи ползли к дверям, пьяные речники вжались в палубу. Кто-то кричал. Автомат внезапно замолк в руке Бернардо, горячий, как уголь.
Толстяк прошел к дальней стене камбуза, к столам, покрытым нержавеющей сталью, и ржавым бочкам с тухловатой водой. Члены команды сбились у переборки со стороны штирборта, блуждающие их глаза остекленели и остановились на толстяке. Кто-то из проституток пополз к заднему выходу, на ходу натягивая на себя одежду.
– Чего ты прицепился? – крикнул кто-то похрабрее. – Нет здесь ирландцев!
– Отпустите дам! – заорал еще кто-то.
Бернардо ухом не повел. Он устал, устал от неимоверного горя, от disgrazia[30], а больше всего устал от несмолкающего голоса Федерико, шепчущего, щекочущего шрам под ребрами Бернардо: «Убей их всех, убей ради меня, fratello» Гнев и безумие горячим электрическим током текли по толстой руке Бернардо в кисть, держащую автомат. Он повернулся к толпе со свежим магазином в автомате и приготовился стрелять.
– Не делай этого, толстяк!
Голос донесся с другого конца камбуза.
